Игра в жмурики (Крутые наследнички)
Шрифт:
@B-MIN1 = – Не плачь, моя любимая, ты ни в чем не виновата, ты только не вовремя сказала правду.
В полном молчании мы перешли в гостиную. Комната была обставлена по-европейски, а на небольшом столике был уже сервирован кофе. Мы уселись перед телевизором. Шла программа новостей. Яцек принес доску:
– Даша, не желаете ли сыграть со мной в триктрак?
Жаклин налила себе почти полный бокал коньяку. Андре и Маша уселись в кресла. У них в руках позвякивали спицы.
– Машка, ты вяжешь? – изумилась я.
– Это меня Андре научила. Смотри,
Машка выхватила у Андре жилетку.
– Да, вяжет она просто замечательно, – проговорила старуха. – Я сейчас принесу вам шаль ее работы.
Я подивилась ее характеру: если она и была обижена, то виду не подала. Шаль, сделанная из темно-фиолетовой шерсти, и вправду была хороша. Андре, мило улыбаясь, не произнесла за все время ни слова. Ее темно-каштановые волосы блестели в свете торшера. Наконец совсем стемнело. Уставшая Маша спала в кресле, Жаклин – на диване. Яцек подошел к Марусе и взял ее на руки. Машка открыла глаза:
– Зачем ты меня уносишь?
– Пойдем баиньки.
– Но я еще не ужинала!
– Я прикажу, и ужин подадут тебе в кровать, – вмешалась Галина Владимировна. – Что ты хочешь?
– Ужин по-русски, – сонно пробормотала девочка. – Блины с икрой…
Старуха добродушно засмеялась:
– Ладно, ладно, я давно простила тебе «горячие сопли». Унесите этого ангела.
Яцек унес ангела в кровать.
– А я закажу ребенку блины, – сказала, уходя с ним, старуха.
Мы остались втроем: я, Андре и похрапывающая Жаклин. Повисла тишина, я подсела к Андре. Сейчас или никогда!
– Знаете, дорогая, у меня есть большие экстрасенсорные данные.
– Да? – вежливо отозвалась Андре.
– Я умею угадывать прошлое. Стоит мне взять человека за правую руку, как вся его прошлая жизнь передо мной как на ладони. Хотите попробовать?
Андре нервно засмеялась.
– Вы боитесь? – нагло продолжала настаивать я. – Неужели в вашем прошлом есть постыдные тайны?
Андре явно не находила поводов для отказа, и я бесцеремонно схватила ее за руку.
– О, вижу что-то странное. Мне почему-то кажется, что вы родились во Франции.
Андре попыталась вырвать свою руку:
– Нет, нет, я родилась в Варшаве.
– Погодите, погодите… Вот наплывают какие-то картины. Это явно вы, но почему-то вы белокурая девочка с голубыми глазами, рядом мальчик, чуть постарше, наверное, брат…
Андре побледнела, как бумага, и перестала вырываться.
– А теперь я вижу совсем страшную картину: вы лежите в каком-то ящике… А вот вы же, но на кухне, рядом какая-то девочка… Пытаетесь резать мясо… Боже мой, нож срывается, и кровь хлещет фонтаном. От такого пореза, наверно, остался шрам.
С этими словами я отдернула рукав ее кофты и увидела довольно длинный след от давнишнего пореза. Андре с видом сомнамбулы поднялась с дивана и вдруг, зажав уши руками, завизжала на весь дом. У нее началась истерика. Девушка топала ногами и с силой мотала головой. Напуганная столь сильным действием своих слов, я попыталась усадить ее на место,
ГЛАВА 13
На крик сбежались все. Полупротрезвевшая Жаклин с удивлением смотрела на рыдающую Андре.
– Что здесь случилось? – удивленно спросил Яцек.
Я промолчала.
– Даша в шутку предложила Андре погадать, – проговорила, к моему изумлению, Жаклин. – Говорит: возьму вас за руку и расскажу всю правду. Андре дала ей руку, а Даша, конечно, понесла чушь: мол, вы родились в Париже, у вас светлые волосы, у вас есть брат… А Андре вдруг так испугалась…
Сжав кулаки, Яцек шагнул ко мне:
– Вы знали, вы знали обо всем с самого начала! Вот почему вы оказались на аэродроме у этого негодяя и шантажиста Ренальдо! Что ж, мне жаль, что вас там не пристрелили!
– Яцек! – в один голос закричали Жаклин и Галина Владимировна. – Что ты говоришь?
Но Яцек, не владея собой, двинулся ко мне. Маша быстро встала у него на пути.
– Не надо, Яцек, она не виновата, – произнесла очнувшаяся Андре. – Это я одна все запутала, мне и развязывать.
С этими словами она поднесла зачем-то руку к глазам, потом опустила.
– Мамочка! – завопила Маня. – Мамулечка, гляди, что у нее с глазами?
Мы все уставились на Андре. На ее лице вместо карих сияли ярко-голубые очи.
– Матка боска… – садясь мимо кресла, произнесла почему-то по-польски Галина Владимировна.
Суматоха утихла только минут через пятнадцать. Сначала подняли старуху и усадили ее в подушки. Затем попытались утихомирить разбушевавшуюся Машу, которая с упорством, достойным лучшего применения, повторяла:
– Нет, вы скажите, как она поменяла цвет глаз?
Наконец все затихли, расселись, нашли коньяк и посмотрели на Андре. Та сказала:
– Вообще-то мы давно собирались рассказать, что к чему… Но вам придется набраться терпения, история долгая.
Мы все согласно закивали головами.
– Я очень рано поняла, – начала Андре, – что мать меня не любит. Нет, нет, не подумайте, что со мной плохо обращались! У меня было все, что только можно пожелать: игрушки, конфеты, позднее – красивая одежда и престижная школа. Но сердце матери было отдано Жану, а отец меня просто не замечал. Если я начинала приставать к нему с каким-то вопросом, то он отмахивался либо совал стофранковую купюру со словами: «Пойди поешь мороженого!» Не могу сказать, что я страдала из-за всего, просто рано поняла, что я девочка, а он хотел еще одного сына – наследника. И все бы ничего, но на свой четырнадцатый день рождения Жан устроил целый скандал. Взял подаренный ему водяной пистолет, зарядил его краской и выстрелил при гостях прямо в отца. Мама постаралась превратить это в дурацкую шутку, и, надо сказать, ей это удалось. Все подумали, что Жану первый раз дали попробовать шампанское и он опьянел, даже шутили: «Пьяный младенец – позор семьи». И вот после этого дня рождения все пошло кувырком.