Игра воды. Книга стихов

Дьячков Алексей Владимирович

Психи

Я и сам объект насмешек, пустомеля, стихоплет.Я забыл чего орешек из киножурнала тверд.В белых сумерках больничных, – Сам дурак! – твердя себе,Я заглядываю в лифчик симпатичной медсестре.Выползая после каши в сквер с оградой из литья,Я встречаю братьев наших, птиц на пене для бритья,Бюсты мраморные, торсы, пустоту. Садясь в сугроб,Я разглядываю воздух, выдох замерший, как тромб.Ворс сырой, на шапке наледь, в щит пожарный вбитый гвоздь.Избирательная память, помню все, что не сбылось.От деревьев неподвижных тень длинней день ото дня.Ржавый снег, железо крыши… Скоро выпишут меня.Со скамьей фанерный столик, мы смеялись здесь с тобой.Занесенный мглой терновник возле ямы выгребной.Лопухи росли на вынос, куст шиповника дрожал,И сирень, как дым, клубилась, пока ты не убежал.Как я жил? – Во тьме катался. Сам с собою говорил.С теплотою самурайской лист засушенный хранил.Первый снег ловил за ворот. Дырку в инее прожег.Но не всякий

холод – холод, свет, сочельник, пирожок.Ровный гул на дне колодца, час прогулки для землян.Вереницу царедворцев лицедеи веселят.Тишину оркестр не любит, я тебе опять пою.Лиры, гусли, цитры, лютни повторяют грусть мою.Приюти меня за сценой в черной яме слуховой.Мой товарищ драгоценный, забери меня с собой!Под пальто в кефирных пятнах, на воротнике значок —Спрячь меня за голубятней в шалаше, мой дурачок. Разбрелись по саду серны, филин ухает отбой,Чтоб ушли досада, скверна, боль с надеждою пустой,Чтоб, из ящиков и тары, из расколотых перилРазведем костер когда мы, ты меня разговорил.

Гоголь-моголь

Выводил крючки и галки на бумаге я,Сеял все, что приходило мне на ум,Чтоб в итоге из отсева вышла магия,Чтоб от музыки остался долгий гул.То ложилась гладко вышивка, затейливо,То не двигался стежок день ото дня,Как легко проходит свет сквозь крону дерева,Наблюдал тогда я, взгляд к окну подняв.Выходил и топал вдоль заборов щелистых,Поддевал ботинком мусор и листву.И со мной делился светом день без щедрости,Морося дождем холодным по лицу.Тот же тополь, та же липа пожелтевшиеЗа окном меня встречали каждый раз,Когда я, вернувшись, с медом чай помешивалИ глядел, глядел, не опуская глаз.Думал, – ночь без тьмы проходит неужели, – яИ к окну задернуть шторы подходил.Узнавал себя в рубашке в отражении. —Вот он с поднятой рукой стоит один,Вот, не двигаясь, у звуков улиц учится,У шуршанья крон и шума редких шин,Как еще одну глухую ночь, не мучаясь,Не страдая, до рассвета пережить.Утром гули из папье-маше и пропуски —Слово съехало за поле, за края.Это песня разошлась на речь и отзвуки,Расползлась на строчки и каля-маля.Размельчит для турки зерна утром мельница.И с газетой подвернется черновик.Разберу и перечту, и не поверится.И скомк'aю. И забуду в тот же миг.

Фелицитас

Атрий с застольем. Изюм, финики, сыр и оливы.Мясо ягненка, вина третий-четвертый кувшин.Вот и еще один день – зимний, холодный, дождливый.Если не вспомню всего, ты добавлять не спеши.Я ведь, как Титий, теперь, морщусь, под моросью мокнув,Доблесть играю и честь, щупая раны мои.Если б не старая боль, я и комедию мог быС блеском сыграть для тебя, что ты там не говори.Зря ли я каждую ночь бой страшный вижу подробно —Вставших коней на дыбы, воинов дрогнувший ряд, —Чтобы вернуться домой из материнской утробыСнов, и приюта просить, Вакху справляя обряд.Чтобы встречая друзей-однополчан на задворкахФорума – о лошадях, женщинах, слухах, рабах,О чем угодно болтать в тени полуденной, толькоНе о победе своей, и не о смерти в горах.Чтоб в колоннаде стоять, молча лицо запрокинув,Гарью святилищ дыша, слезы постыдные лить.Чтобы впустую жевать всех предсказаний мякину —Жребий не бросить уже. Прошлого не воротить.В термах на теплых камнях я, от себя не очнувшись,Спор о заездах возниц – сколько потрачено сил! —Выслушал. Душу отвел на говорливом чинуше,Не разделил с ним вина, хлеба с ним не преломил.Банщик-мальчишка меня зря только ласково маслил.Но не взаимность была – грубость – ответом моим.Нет мне покоя нигде. – Что ж, не могу выйти развеВ хмурый запущенный сад, злиться, что сердце болит?Слушать, как с цирком сбежал раб-казначей у кого-то,Доблестной смерти моей должен был я вопреки.И как в провинции бунт будто замыслил, когортыВыведя, Тит, но уплыл вниз по теченью реки. Под кипарисом меня встретив, ты спас от безумства,От похотливых волчиц и от настырных юнцов.Вывел двором, где во след ветка шептала стоусто:Следуй безмолвно за ним, спрятав от ветра лицо.К дому меня приведя, к старой моей голубятне,Любящий моря волну, ты не оставил меня.Может быть выпил со мной? Может быть выслушал? – Вряд ли.Молча со мною сидел в сумерках долгого дня.Можешь добавить теперь, есть что к пропетому если.Или продолжить вином скрашивать скромный досуг.Скоро светильник внесут, чтоб развернуться где песнеБыло о наших годах. – Жаль ты на музыку глух.

Мастер

Как на иконе, храм стоит раздвинутый,И оба глаза лошади пусты.Ломает школы, крест, забор и мирумир! —Движенье на поверхности воды.На кране Петр подкручивает винтикиИ зубчатого диска носит нимб.Узнав не по словам, а по наитиюСвятого, отрок следует за ним.Какой морзянкой заповедь повторит он,Какой «Спидолой» разнесет слова?Чтоб каждая собака подзаборнаяХозяина

на стройке обрела.Неси, апостол, слово нам под запись иПод роспись под гравийный шелест шин,Чтоб пахнущие лыжной мазью зарослиПо колее бульдозер уложил.Чтоб вел бугор беседу с трактористами,А я – осей разбивку на видуУ всех… В траве по шнурке вешки выставив,Легко представить тлен и суету.Суглинок пахнет погребом с компотами,И барбариской светится бадьяС песком. И речь апостола работает,Нас по домам, как малых, разводя.

Возвращение

Намок дивный город, закрашенный суриком.А дождь продолжает бессмысленно лить.Мензурку, мазурку и прочую музыкуМазурик пытается в нем различить.Под ржавым навесом автобусной станцииЗажав хачапури горячий еще,Бомж слышит то гаммы, то мамы нотацию,То лязг от вращения в личинке ключом.Подумаешь дождь! – Он под крышей не прячется.В дорогу вот-вот тьма пойдет поливать.Он долго терпел, но теперь уж расплачется,И будет кому-нибудь не наплевать.По луже промчится, как катер по скатерти,Икарус с гармошкой с салоном пустым,Пахнув, как старинный прибор выжигательный,Дымком ароматным, садовым, густым.

В поисках Ду Фу

Осень. Вся красота в незаметном изъяне.В перелеске листвою играют лучи.Растолкали с утра и мешок с меня сняли,Вероятно весь выкуп сполна получив.Оглядевшись, я вижу – почтенные людиРаспивают медлительно жбанчик вина.Фаршированный карп на нефритовом блюде,Ароматно дымясь, ожидает меня.Слышен цинь семиструнный. И сладкое пенье.Звук умиротворенный, божественный труд.Танцовщицы в сапожках из кожи оленьейТо склонятся как ивы, то тихо плывут.Осень. В роще листву растрясся, как обноски,Растворяются влажные духи дерев.И давно суетой не пугают даосаВетви кленов и ясеней, оледенев.Гусь, отбившись от стаи, застыл над сторожкой,И еще не спустившись, прервал свой полет.Золотистая глина прилипла к подошвеИ от дома уйти далеко не дает.Облака по лекалам нарезала осеньИ, как мать, не пускает меня за порог.И поэты безмолвно стоят на морозе,И гудит, как упавшее яблоко, гонг.

Мартобрь

Мост разведен. И небосвод разверст.И облако – над лошадью святого.Заляпал купол бликами матрос,Закат на репродукции потрогав.Толпа воров снует в толпе раззяв.Чернеет лес на Ладоге и Охте,Как будто кто-то, рукавичку сняв,По инею потер корявым ногтем.У школы пес в снегу и гам детей.С фотокружка бредет домой отличник.Завален горизонт в округе всей.Тень не видна, и длинный план статичен.Мешая ехать, охать, просто жить,Ложится свет и вызывает жалостьК себе. Чтоб век спустя разворошитьЧто тихим детством в памяти слежалось.

Простые стихи

Новогодняя коробка – снег, игрушка, голубок.Типографская иконка, разукрашенный лубок.Царь тупой, как пробка, с шашкой. Пышный ус скрывает рот.Всей семьей убьют, не жалко. Паровоз летит вперед!Ветер, ветер, звон посуды. Зал, из мебели дрова.Балалайка, гусли, смута. Бунт, кровавый карнавал.За окном салют с нагана. В тюли инея окно.Стопка, с выходом цыгано-чка. Не жалко никого.Страшный праздник в доме нашем. Ходит с флагами район.Что мы все, как дети, пляшем? И читаем, и поем.Спины гнем, ломаем шапки. Жмемся, слезы льем ручьем.Всей толпой убьют, не жалко. Нас наделают еще.Мало надо нам заботы. Неба хватит за глаза.Хлеб без карточек, шесть соток, кол, на привязи коза.Угол с топчаном-лежанкой. Двор и стол для домино.Дом, пустырь, тупик с пожаркой. Про разведчиков кино.Звезды в небе из граната. Из гранита крест на край.Нам для счастья мало надо. Нам всю правду подавай.Только правды нету дома, сбилась с твердого пути.Ни сермяжной, ни кондовой, ни исконной не найти.

«И Петр, и Яков, и Иван…»

И Петр, и Яков, и Иван,И мать в разводах слез,Все слышали как, – ТалифаКуми! – он произнес.И лишь, как праведник-гордец,В углу, склонив чело,Сидел задумчивый отец,Не слыша ничего.Как будто через не могуОн тратил свои дни,Ни в море, ни на берегуНе находя любви.Ни в синагоге, где служил,Ни в очаге ночном,Ни в ком не видел он души,Творения ни в чем.Никто не мог ему помочь,Никто найти слова.Одна его спасала дочь…И вот она мертва.Склоняет солнце тень одну —Согбенного меня.И ходят люди по дворуИ что-то говорят.И распрямившись, встав с колен,Глядит голов поверх —Как девочка бежит ко мне —В накидке человек.Я вижу, как сложились дниВ мгновение одно,И слезы радости свои,И детские – ее.