Красиво в воротах заря доалеет,И в сумерках смолкнет вода,В излучине в зарослях влажных пыреяЗастрянет кораблик когда.
Кассета
Край неба заштрихован ручкой гелевой,Чтоб Ольге Федосеевне СергеевойПечально пелось в старом фильме классика —В моей однушке накануне праздника.Горит труба, сигналит алым знаком мне.Я вспоминаю утро, кофе завтрака,Работу и домой дорогу вечером,Когда я вижу вызов неотвеченный.Я вспоминаю год и осень красную,Глухую ночь монгольскую татарскую,Шагали как до лагеря от трассы мы,И путь не компас, а комп'aс указывал.Какие-то зацепки – лыжи, ролики,Пейзаж, магнитофон на подоконнике.Как
родинка, деталь – на лавке камушки,И голоса – дороги, моря, бабушки.
«Когда-нибудь я выйду на карьере…»
Сергею Старостину с любовьюКогда-нибудь я выйду на карьереЗаброшенном и встану у ворот,чтоб разобрать, как в кроне лист алеет,и горечью сентябрь отдает.Закинутый с обрыва камень булькнет,Листвою перестанет лес трясти,Чтоб как тогда – в мотоциклетной люлькеМолчал я, звук боясь произнести.Чтоб, дрогнув, лес от берега отчалил,Не вдруг вернув мечту о высоте.Как много человеческой печалиВ деревьях, отразившихся в воде.Нет в облаке спасенья, только еслиНе видеть неба – леса взаперти,К счастливой мысли чтобы, что воскрес яНад отраженьем облака придти.
«Может быть и октябрь, и на улице ветрено…»
Может быть и октябрь, и на улице ветрено.Хмурый диктор пугает войной в новостях.Над кольцом баскетбольным гусей равнобедренныхНе спеша проплывает нестройный косяк.И отчаянно слепит в разводах бензиновых —В луже, как в полынье, пламя клена меня,Когда я для твоих фотографий позирую,Доедая с горбушкой и луком люля.Пока в толстом стекле пиво легкое пенится,И закат разливается, как алкоголь,Никуда эта детская радость не денется,Не оставит меня эта взрослая боль.Золотая пора, гул со стрельбища дальнего,Репродуктор оживший, сплошной Левитан.И тревожная речь, с удареньем неправильным:…ни минуты, ни пяди тебе не отдам!
«Теперь и снег еще с бумажным шорохом…»
Теперь и снег еще с бумажным шорохом.Последняя надежда утекла.До дачи добрести, где тьма за шторами,Железная кровать без тюфяка.Скучать на сетке, слушать звуки зимние,Буржуйку растопив не торопясь.Всем телом ощущать свое бессилие,Как у доски последний лоботряс.Забыв и биографию и отчество,Я буду помнить истину одну.Суставом плечевым хрустеть, ворочаясь,То ликом лежа, то спиной к окну. —Весь свет в котором по снежинке высчитан,Не все еще во тьме огни взошли.В котором, как в моей коробке спичечной —Моя печаль и радости мои.
Алтайский мёд
Теплотрасса, рабочий на корточках,Старый храм, под навесом гранит,Где с ладошкой, протянутой лодочкой,У калитки слепая стоит.Пятерни расправляющий бережноСтарый клен, и шумливых грачей, —Можно слышать гул воздуха, денюжкуЗажимая в своем кулачке.И шаги различая на выдохе,На ступенях, на кратком путиДо ограды, создать или выхватитьМожно облик знакомый из тьмы.На стоянке без бабушек лавочки,Продавщица церковных брошюр.После службы один в моей ласточке,Ослепленный листвою, сижу.Вот где клен выгибается витязем,Тьма пугает из-за гаражейГолубей. – Но, который невидимый,Мир во мне сна любого страшней.Там река подступает к строениям,Дом в трубу выпускает тепло.Там глядит на окно наводнение,Где другой я дышу на стекло.
Нико
Горящий уголь дар оставил мне,Во тьме камина – каменная баба…Нет записей в моем календаре. —Я крест пойду искать по схеме клада.Буквально год, а кажется минутПять-шесть тому назад я жил в деревнеИ наблюдал в окно заросший прудИ пламя атмосферного явленья.Из-за стола, где полыхал стаканИ хлеб дымился, выходил, наградуСхватив, и за крапивницей скакалВ густой траве по яблочному саду.Пока был недоступен адмирал,В грозу на чердаке у слуховогоОкна – раскаты грома разбиралС капустницей, белянкой, махаоном.В иллюминатор прорастал салют.И все-таки в том сказочном июле,Откуда знал я, что уют поют,Лубок, как гул, глубок, и лебедь – любит?..Вот бабушка на кухню, наследив,Прошла и у печи шуршит бумажкой.Мой дорогой, прости мне примитивС цветным окошком в тающем пейзаже.
Берлин
Гудит вентилятор над столиком,Сверкает в стекле дистиллят.Друзья меня слушают, стоики,А я говорю невпопад.Внимай, поколенье из телика,О скуке, игре и бобо.О счетах с тоской, бухгалтерииЛюбви… Одним словом, кино.Клешнями рак двигает бережно,И ровно ложатся лучиОт шторы тяжелой, рассеявшись,На булку, что я раскрошил.Задумался друг мой над бликами,И слушает, значит, дружок,Как мебель тяжелую двигают,Как штора шуршит хорошо.Как мне то печально, то радостно.Как я теребоню моюГорбушку, о чем-то рассказывая…Не важно о чем говорю.
Элегия
Я часто вижу сон… – На даче вроде бы,Звучит мотив, знакомая мелодия,Как радость возвращения на родину.Того гляди на встречу выйдет мать.В окне веранды отраженье празднества —На бельевой веревке бьется платьице,И с шорохом листва волною катится,Срывается, не может устоять.Темнеет вдруг. Под звуки дальней станции,Меняются, как в театре, декорации.Боярышник, орешник и акациюСкрывает побледневшее окно.Еще до первых капель ливня скорого,Приходит страх… и холод кружит голову.Надеюсь, дверь открыв, что рады дома мне.Но – ночь в дверном проеме. Никого.И я стою, по тьме глазами бегаю,То клена лист, то полотно с прорехами,То вижу сад, то битву персов с греками —Глухой пустырь, Ахилл гоняет мячПод облаком, как под тяжелым знаменем.Что это только снится мне, я знаю, иПрощения боюсь и наказания,Как будто я не тепел, не горяч.Как старый ватник, жизнь моя затаскана. —Замоскворечье, улица татарская,На кухне дрязги, лай, домашка с кляксами,Распавшийся родителей союз.Круг по двору весной на чьем-то велике.Я не клянусь, но друг на слово верит мне.На свадьбе танец медленный. – МгновениеОстановись! – А вдруг я не проснусь?А вдруг ни счастьем, ни тоской, ни радостьюНе поделюсь я, дотянув до старости,И ты вдруг тоже ошибешься адресом,И я не получу твое письмо.Жизнь, как июньский день, пройдет без тучки, и,Побаловав весьма благополучием,Одарит годом щедро – так, что лучшегоНе пожелаешь. Но пройдет. – И все!Дождь перейти, не поднимая ворота,Чтоб лужа, дребезжа, пугала омутом.Опять, как роза, зеркало развернуто. —На лепестках вдруг множится вода.Не омрачит текущий хмурый день меня,Опять волной бежит листва осенняя.И только ожиданье пробужденияНеведомым пугает, как всегда.
Город
Дом расселили. Заложили стадион иБассейн. И рыночная площадь не цела.Сирень за дамбой, как за революционнымФарфором, вспенилась и сразу отцвела.На покосившихся воротах два оленя.На территории, разрухе вопреки,Приходит медленно ко мне выздоровленьеПод доносившийся с обрыва шум реки.Пух над окраиной. На сон похоже лето.На пустыре, из ничего создав уют,Два гастарбайтера в оранжевых жилетахКефир по очереди из пакета пьют.
Усадьба
Не с самого начала… Сумрак осени.Холодный дождь. Старинный дом у озера.Какой в нем смысл? В нем зал и кабинет,И кухня… Смысла никакого нет.На выход собирается экскурсия,Дождь по стеклу раскатывает бусины.Грустит у полки с книгами жена,И год за годом длится тишина.Ты выползаешь на крыльцо со спутницей.На курточке сверкает жук, как пуговица.По склону дым сползает кучевой…Не происходит больше ничего.Уже потом в своем пальто изношенномТы яблоко из сада чистишь ножичком,И видишь, как сползает в дерн спираль —Такая достоверная деталь…