Игра. Змеиный остров
Шрифт:
— Вот тут ты ошибаешься, — не удержался Дима и растянул губы в ужасающей ухмылке.
Дима свернулся калачиком в своем любимом укрытии неподалеку от стоянки, там, где провел свою первую ночь на Кох-Наге. Плотная низкая крона давала почти прохладную тень и даже создавала ощущение уюта. Он в домике, он может присматривать за лагерем, а люди у костра его не видят. В зарослях, конечно, полно наблюдателей, но это другое. Это неприятно, но не страшно. Они Диме больше не соперники, Пленский никогда не возьмет таких неудачников на работу, так что пусть себе смотрят. Он не сумасшедший, как
Дима сунул руку в карман, нащупал гладкий металл; пальцы нежно оглаживали каждое щупальце, каждую грань фигурки. Голова болит… но он найдет решение, придумает, как применить кальмара эффективно и в то же время изящно.
Что-то важное мелькнуло в мыслях, когда он вспоминал о Кирилле. Что-то посущественнее мертвецов, которые подглядывают из зарослей и шепчут, подталкивая к опрометчивым поступкам. Картинка, яркая и резкая, как на навязчивой рекламе. Потное брюхо, обтянутое футболкой. Мерзкое, но восхитительно беззащитное перед нацеленным на него лезвием ножа. Один сядет, другой… другая — ляжет в песок. Однажды Дима уже додумался до этого решения, но струсил, пожалел глупого бугая. Тогда он еще не знал, что есть вещи, которые просто приходится делать, и мямлил, как выпускник детсада для слабонервных. Кох-Нагу пришлось послать к нему кобру, чтобы объяснить, что к чему.
Лера ляжет в песок, Вова — сядет. Отличный план, но, как и любую старую идею, его можно улучшить. С Пленского станется отмазать своего любимчика от тюрьмы, так что о наказании за убийство несчастной девушки Диме тоже придется позаботиться самому. Ничего страшного. Известно же: хочешь, чтоб было сделано хорошо, — делай сам.
Солнце приближалось к поверхности воды, и над пляжем зашелестел едва уловимый ветерок. Он принес от костра журчание воды, переливаемой в бутылку, — пластик работал, как резонатор, и звук получался гулким и сильным. Дима с трудом разлепил склеившийся рот: язык как будто присох к нёбу. Идти к людям не хотелось, но Дима опасался, что жажда и головная боль не дадут ему сосредоточиться.
— Явился, математик, — раздраженно бросил Вова.
Он лежал на боку, опираясь на локоть, и уныло чертил на песке чудовищно примитивные, кривые узоры. Вид у него был усталый и сварливый, как у замученной жизнью тетки, которую в час пик придавили в вагоне метро. Не отвечая на глупый выпад, Дима аккуратно обошел его, добрел до костра и принялся мелкими глотками пить горячую, вонючую жижу, которая заменяла им воду.
— Не передумал? — со смешной надеждой спросила Лера.
Дима хотел сказать ей что-нибудь едкое, пройтись насчет ее резко снизившегося интеллекта и детской наивности, но только криво улыбнулся и покачал головой. Какой смысл говорить с мертвецами? Он даже пожалел эту девушку, не подозревающую, что она обречена. Некоторое время Дима размышлял, нельзя ли как-то выкрутиться и оставить ее в живых. Если поменять их ролями… Нет, не выйдет: выкрутится, спишет все на самооборону. Может быть, даже сумеет обольстить Пленского — и конец игре, все Димины усилия пойдут насмарку. Печально, но выбора у Димы нет.
Лера напряженно присела на краешек бревна, нервозно обдирая
Дима потянулся за кальмаром и вдруг остановился. Лера и Вова ни о чем не подозревали, но они были в его власти. Странное, непривычное, будоражащее ощущение. Диме захотелось продлить его. Это возбуждало. Это заставляло быстрее течь загустевшую в жилах кровь. Стоит Диме напрячь ум — и они сделают все что угодно… Потрясающе. До сих пор он не понимал, как это восхитительно.
— И чему ты, интересно, радуешься? — хмуро спросил Вова. — До чего еще додумался?
— Да так, — улыбнулся Дима. — Фантазирую. Вот если бы ты мог заставить любого человека сделать все что угодно, не важно, хочет он того или нет, — как бы ты поступил?
— Погнал бы его за двухкилограммовым стейком и ведром кока-колы со льдом, — буркнул Вова и снова уткнулся в свои узорчики.
Дима тихо, довольно рассмеялся. Как правильно, что кальмар попал именно в его руки! Вова с его убогим воображением даже не догадался бы, какое сокровище ему досталось. Гордится своей уравновешенностью, потому что больше гордиться нечем: мозгов не хватает выйти за рамки обыденного…
— А почему ты спрашиваешь? — спохватился Вова.
— Да так, в голову пришло. — Дима не смог удержать хитрой улыбки.
Вова резко сел, собранный, почти испуганный. Взгляд слегка расплылся, когда парень погрузился в воспоминания. Вова беззвучно пошевелил губами, слегка побледнел.
— И как ты это делаешь? — медленно спросил он.
— Что? — довольно натурально удивился Дима. Он знал, что ведет игру на грани, но привкус опасности делал наслаждение еще острее. Тайная власть становилась еще приятнее, когда окружающие начинали о ней догадываться. Как многого Дима еще не знает…
— А если я сейчас… — задумчиво начал Вова, — если я…
— Не успеешь, — почти весело перебил Дима.
— Так, — выговорил Вова. Его взгляд стал сосредоточенным, обращенным внутрь. — И что ты теперь…
Договорить он не успел: Лера, о которой они успели забыть, увлеченные беседой, сделала свой ход. Вову резко толкнуло вперед; его лицо стало мягким и удивленным, как у ребенка. Он прижал ладонь ко рту и тихо, даже интеллигентно кашлянул. Дима с ужасом увидел, как между неплотно сомкнутыми пальцами медленно сочится темная, почти черная жидкость; он не сразу понял, что это кровь.
Лера длинным, плавным движением вытащила острогу из спины парня, и Вова мягко повалился набок.
— Как ты думаешь, не промахнулась? — озабоченно спросила Лера.
— Да уж вряд ли, — едва смог вымолвить Дима.
Обломанные, грязные ногти Вовы заскребли по песку. Он снова тихо кашлянул, и кровь хлынула изо рта густым потоком. Дернулась босая нога, перевернув неплотно закрытую бутылку, и Дима, не успев осознать, что делает, подхватил ее, бережно привернув крышку. Вова хрипло, с бульканьем вздохнул — будто всасывалась в раковину грязная вода — и затих.