Игра
Шрифт:
– К черту! – Я отшвырнул ее и, схватив ключи, вылетел из комнаты. Мне нужна скорость. Мне нужно успокоение, которое дает мне покорный моему малейшему движению автомобиль.
Кхуши.
Я смотрела на звезды и думала о словах Арнава. Он прав, по крайней мере, если смотреть ситуацию со стороны. Он действительно мой муж и имеет право целовать меня. Но Нанке… Мне стало стыдно. Анализируя все то, что происходило в последнее время со мной, с Нанке, я поняла, что веду себя как последняя эгоистка. Он давал мне заботу, тепло, внимание, и я все это беззастенчиво брала, требуя еще и еще. Я вцепилась в него, как умирающий от жажды в стакан с водой. Он был мне другом. Но я-то не была ему другом. Он любил меня. Я представила боль, которую я причиняю
… Собравшись с духом, я тихонько стукнула в дверь и, скорее почувствовав, чем услышав тихое «войдите», толкнула ее, делая шаг в комнату Нанке. Он лежал на кровати, заложив руку под голову и закрыв глаза. Он даже не переоделся. Золотистый костюм. Рука, сжавшая в кулак одеяло. Мозг цеплялся за мелкие детали, малодушно оттягивая разговор.
– Кхуши, я знаю, что это ты. – Негромкий, усталый голос. – Проходи, присаживайся.
– Нанке, я…- Я замолчала, не зная с чего начать.
– Кхуши, все хорошо. – Видимо, поняв мое стеснение, как всегда пришел на помощь друг. – Вы с моим братом муж и жена, ваше поведение естественно. Давай не будем говорить об этом, хорошо?
Его боль передавалась мне, ощущаясь физически. Глубоко вдохнув, я сказала банальную вещь:
– Нам надо поговорить.
В одну секунду он оказался рядом, обхватывая мое лицо ладонями, всматриваясь в глаза.
– Я не могу об этом говорить, Кхуши! Неужели ты не понимаешь? Не могу. И помнить я этого не хочу. – Его шепот становился все настойчивее, пальцы рук скользили по моему лицу, направляясь к губам, осторожно коснулись подбородка, спустились на шею…
Он отпустил меня, медленно, нехотя, и сел на кровать, сунув руки в карманы.
Я была до краев переполнена его болью, не шевелясь, чтобы не выплеснуть ни капли, ненавидя себя за него.
– Нанке, я не об этом. – Собрав всю его боль, впитав ее в себя, я заговорила твердо, уверенно. – Я хочу извиниться перед тобой. Я не имела права молча принимать твою любовь. Я знаю, что ты собирался уехать после свадьбы Акаша и Паяль. И думаю, что ты остался тут из-за меня. Если это так, я хочу попросить тебя – уезжай. Не надо меня ждать. Что бы ни случилось дальше между Арнавом и мной, я никогда не буду с тобой. Я не имею на тебя права. На твою любовь. – Слова находились тяжело, я все никак не могла выразить, что я имею в виду. Всю благодарность, всю надежду, что у него все будет хорошо. – Я очень тебя люблю, Нанке, но как друга. И это не изменится. Поэтому уезжай, не делай себе больно. Ты слишком хороший для меня.
– Ты любишь его? – прервал меня тихий голос. Все это время он сидел на кровати, глядя в пол.
– Да, – как можно тверже сказала я.
«Я не знаю, Нанке, люблю или ненавижу, я запуталась!” – кричала я про себя, но вслух твердо повторила: – Да. Прости.
Я повернулась и взялась за ручку двери, собираясь уйти, пока не разревелась и не вцепилась в своего друга. Мне было так сложно отказываться от него, от его поддержки и тепла.
– Кхуши… – Его голос остановил меня, и я застыла, не поворачиваясь к нему лицом. – Я чувствую, что тебе больно за меня. Не надо. Не переживай. Я всегда буду твоим другом. Ты всегда можешь рассчитывать на меня. Слышишь?
Я кивнула головой, глотая прорвавшиеся
– Ты тоже, Нанке. Ты тоже. – И вышла из комнаты, не оглядываясь, оставляя мужчину, которому не повезло полюбить меня.
Арнав.
Избороздив вдоль и поперек знакомые улицы Дели, и, так и не сумев найти внутреннее равновесие, я вернулся в Шантиван. Тихонько толкнул дверь в комнату. Света не было. Наверное, Кхуши легла спать. Тихий всхлип со стороны бассейна привлек мое внимание, и я осторожно подошел к сидящей на самой его кромке девушке. Она свесила ноги вниз, погрузив стопы в воду, и медленно выводила на водной глади круги, наблюдая, как разбегаются маленькие волны. Плечи поникли, как будто на них лежал непосильный груз. Скинув обувь и носки, я закатал брючины праздничного костюма и молча сел рядом с ней, с наслаждением погрузив ноги в прохладу. Я молчал, Кхуши тоже. Но тишина не была тяжелой, она была теплой. Как будто две боли, объединяясь, превращались в легкую дымку. Она висела над нами, владела нами, но не давила.
Обняв рукой за плечи, я аккуратно привлек ее к себе. Кхуши не сопротивлялась, положив голову мне на плечо. Я тихонько, боясь спугнуть, коснулся рукой ее волос и ласково провел по ним. Живой шелк, чуть растрепанный, дарил приятные ощущения.
– Вы были правы, Арнав, – тихо, так тихо, что я едва расслышал, сказала она.
– В чем? – также негромко спросил я.
– Я виновата. Я причинила ему боль. Я не имела права принимать его любовь, делая вид, что это дружба. – Она говорила как будто сама с собой. – Простите. Я попросила его уехать. Он достоин чистой и светлой девушки, которая будет любить его так, как он заслуживает.
После минутного молчания она попыталась отстраниться, но я не позволил, удерживая свою жену рядом. И она продолжила:
– Арнав, знаете, я думала, когда закончится мой брак с вами, я смогу быть счастлива. Я смогу полюбить еще раз, выйти замуж, родить детей. Все то, о чем мечтала. А сегодня поняла, что не смогу. Что я смогу предложить тому, кто полюбит меня? Вы забрали у меня все. Сердце, душу, тело. Я чувствую себя пустой. Вы лишили меня семьи, но не дали мне другой. Я даже не знаю, из чего мне собирать паззл по имени Кхуши. Осколки такие маленькие, что я не узнаю, чему они принадлежат. Кто я теперь? – она растягивала слова, говоря все тише и тише.
Каждое ее слово ранило меня. Впивалось прямо в душу, проникая глубоко, не оставляя шанса забыть, не помнить. Сейчас, в эту минуту я готов был на что угодно, только забрать ее боль. Но что я мог сделать? Кто-то или что-то там, наверху, сыграл с нами в жестокую игру.
Рука медленно поднималась, чтобы коснуться ее головы, провести по волосам, путаясь в них пальцами, перебирая, снова и снова повторяя тот же маршрут. Я тихонько повернул ее лицо к себе. Глаза были закрыты, а по щекам текли молчаливые слезы. Не рыданий, не всхлипываний. Наверное, так плачет душа. Мои губы тихонько коснулись соленой капельки, повисшей на ресницах. Щекотно и солоно. Легкими поцелуями я касался каждого миллиметра ее лица, собирая горькую влагу. Глаза, щеки, губы, подбородок. Это не было поцелуями в прямом смысле этого слова. Я как будто стал губкой, вбирающий, впитывающий в себя ее боль. Я чувствовал, что она это понимает. Она доверчиво подалась ближе ко мне, а я продолжал медленно и неспешно целовать ее лицо, все так же гладя ее волосы.
Не было ни воспоминаний, ни боли, все растворилось в ночи, соединяя два разлученных сердца воедино, позволяя ощутить нежность покоя и забвения всего, что разлучало тоскующие души днем.
Кхуши уже уснула, положив мне голову на грудь, и обхватив руками мою талию, а я все продолжал гладить ее волосы, периодически касаясь губами ее виска, единственного, чего я мог коснуться, не потревожив ее сон.
Дождавшись, пока ее дыхание станет едва различимым, а сон – крепким, я отнес ее в кровать. Аккуратно освободил, стараясь не смотреть на ее тело, чтобы не разбередить подспудно тлевшее желание, от платья и кое-как натянул сорочку.