Игра
Шрифт:
Гэлли протрезвела. Она поняла, как глупо было упоминать бабушке про Флейту. Флейта являлся – если кто-нибудь вообще это мог – тем, кто выходит за пределы бабушкиных границ. Для Флейты не существовало стен. А бабушка постоянно воздвигала стены, подумала Гэлли, торопливо идя по коридору. Она преодолела половину лестницы, когда услышала, как дедушка и дядя Юлион, споря, выходят из комнаты с картами. «Забавно, - подумала она, подглядывая через перила, - как необычные вещи всегда происходят все разом». Дядя Юлион появлялся здесь только раз в год, и когда это случалось, дедушка всегда был крайне вежлив с ним. Но сейчас дедушка кричал на него.
–
Когда Гэлли продолжила подниматься, дядя Юлион что-то успокаивающе говорил. Она снова посмотрела на них на следующем повороте лестницы. Оба были высокими дородными мужчинами, но если дедушка был седым, дядя Юлион обладал кудрявыми светлыми волосами и сочетающимися с ними светлыми усами и бородой. Он отступил назад, когда дедушка буквально заревел:
– О, да, я могу это сделать! Я делал это прежде, и тебе совсем не понравилось, не так ли?
– Гэлли! – крикнула бабушка. – Ты переоделась?
– Почти, бабушка! – крикнула Гэлли в ответ и бросилась в свою комнату.
Там она стащила с себя грязное платье, натянула новое и сумела заставить волосы гладко лежать, смазав их водой, которой отскребла свои грязные колени. После чего она скромно спустилась в гостиную, где бабушка разливала чай, а дедушка и дядя Юлион с милыми улыбками пили его, будто не ругались только что в коридоре.
Никто не обратил на Гэлли внимания. Она села в вышитое кресло, грызя твердый как камень пирог – что заставило ее чувствовать себя маленькой белкой, – и слушала, как трое взрослых говорят о событиях в мире, науке, фондовой бирже и о каких-то доисторических резных фигурках, которые кто-то нашел в пещере рядом с Ноттингемом. Если дядя Юлион специально хотел видеть Гэлли, он ничем не давал это понять. Он только однажды посмотрел на нее. И Гэлли была поражена, какой лживый вид придают ему морщинки вокруг глаз. Она подумала, что, наверное, это из-за того, что она только что видела Флейту. Зеленые глаза Флейты смотрели прямо и открыто, без малейших попыток спрятать чувства. Глаза дяди Юлиона просчитывали и скрывали. Гэлли поняла, что совершенно ему не доверяет.
Когда чай закончился, дядя Юлион с тихим ворчанием подался вперед и ущипнул Гэлли за подбородок.
– Будь теперь хорошей девочкой, - сказал он, - и слушайся бабушку с дедушкой.
Его улыбка, полная фальшивой доброты и скрытого смысла, по-настоящему разозлила Гэлли. И от его щипка было больно.
– Почему ты такой лживый? – спросила она.
Бабушка застыла как столб. Дедушка немного сжался, как будто ожидал, что его ударят. Однако дядя Юлион откинул голову назад и от всей души рассмеялся.
– Потому что мне приходится, - ответил он. – Никто не ждет честности от бизнесмена, дитя, - и он снова захохотал.
После этого дядя Юлион ушел – дедушка самым дружелюбным образом проводил его до поджидавшего такси, – и на Гэлли обрушился бабушкин гнев.
– Как ты смеешь так грубить бедному дяде Юлиону! – сказала она. – Поднимайся в свою комнату и оставайся там! Не желаю видеть тебя, пока ты не вспомнишь, как следует себя вести.
Гэлли рада была уйти. Ей хотелось побыть одной, чтобы разложить
– Дядя Юлион не бедный. И он командует дедушкой.
– Иди! – приказала бабушка, твердо указав пальцем наверх.
Гэлли пошла. Она ушла в свою комнату и долгое время сидела там, глядя на фотографию родителей на каминной полке. Такие счастливые. Именно этого Гэлли ожидала от мифосферы – чтобы она была полна счастья, – однако вместо этого, она оказалась полна трагедий.
Но некоторое время спустя ей пришло в голову, что в каком-то смысле мифосфера была полна счастья. Охотник в леопардовой шкуре был счастлив, пока не увидел женщин, и всё испортилось. Женщины, превращавшиеся в лебедей, были счастливы, когда сбегали к воде. И тот мальчик с собаками был самым счастливым из всех, пока не сглупил, разгневав богиню.
– Глупо позволять плохим вещам выходить на первый план!
– произнесла она вслух. – Хорошие, счастливые вещи важны не меньше. Просто они не длятся долго. Хочется схватить их в их лучший момент и сохранить, если сможешь.
Гэлли старательно вглядывалась в фотографию и хотела иметь другую фотографию, чтобы поставить рядом – мальчика и его собак. Они так веселились, когда бежали по следу через распускающийся зеленый лес. Она начала представлять их – не в тот момент, когда встретилась с ними, а раньше, – бегущих нетерпеливой линией, с мальчиком позади них, щелкающим хлыстом и смеющимся над их ошибками. Она вспомнила, что каждая собака немного отличалась от остальных. У Нюхача одно ухо было коричневым. Охотник был весь белый, в то время как Рок – почти черный с желтыми пятнышками. У Звонка на спине красовалось бледно-коричневое пятно – будто седло. Желто-коричневого звали Шалун, с белыми ушами – Флажок, а еще одного темной масти – Гений. Кроме того были Тряпка, Носатик, Лентяй и Петрувия – все серые с белыми пятнами в разных местах. Что касается мальчика, он был одет в мешковатую одежду, как у Флейты, только более ярких цветов – синих и красных. Ручку его хлыста украшали красные узоры.
Гэлли почти видела их на самом деле, пробегающих мимо с поднятыми виляющими хвостами. Она слышала их топот и тяжелое дыхание, тявканье время от времени, и смех мальчика, щелкающего хлыстом. Она чувствовала запах собак и лиственного леса. Такие счастливые…
Именно в этот момент вошла бабушка со словами:
– Ну что? Ты вспомнила… Гэлли!
Подпрыгнув, Гэлли вернулась в реальность и обнаружила, что мальчик и его собаки действительно бегут через комнату – теперь бесшумно и постепенно тая, пока бабушка в мрачном негодовании яростно смотрит на них.
– Я сыта тобой по горло, Гэлли, - сказала бабушка. – Ты испорченная девчонка – совершенно неконтролируемая! Разве я не учила тебя не смешивать Там и Здесь?
Собаки беззвучно растаяли, и мальчик растворился следом за ними. Гэлли несчастно повернулась к бабушке.
– Они были счастливы. Они никому не причиняли вреда.
– Если это всё, что ты можешь сказать… - начала бабушка.
– Да, - вызывающе перебила Гэлли. – Это то, что я говорю. Счастливы!