Играть, чтобы проснуться

Сотник Глеб

В самом домике была лишь одна маленькая комната. В ней находилась кровать и маленькая кладовая. Еда же готовилась на костре в двадцати метрах от хижины, возле маленького ручья.

— Идем ближе, нам нечего бояться, — сказал Цинбор, и Эрик продвинулся вплотную к хижине.

Гоблин был не в лучшем состоянии. Хорошо, что его знакомый жил так недалеко — дольше бы принц не протянул. Зато сейчас точно можно было сказать, что если его примут здесь, то с ним все будет хорошо. По крайней мере, он останется в живых.

Подойдя ближе, Эрик разглядел в ручье продолговатые стебли лубока. Стебли этого растения были похожи на бамбук, а от него

в разные стороны отходили ветви, на которых висели плоды. Они были похожи на огурцы или кабачки и на вкус были как что-то среднее между ними. Их выращивал знакомый Цинбора. В ручье же они выполняли другую функцию. Эрик сразу догадался, зачем они тут нужны.

Стебли изнутри вырезались до полого состояния. Дырки в стебле забивались глиной с травой так, чтобы не размывались водой. На узком конце стебля предусматривалась плотная сетка. Таким образом закрепленные в воде стебли лубока помогали ловить рыбу. Она сама заплывала внутрь ловушки и не могла выплыть. Несколько таких стеблей в ручье уже были забиты уловом — это было видно через сетку на конце.

— Твой знакомый — рыбак? — спросил Мирон, только что появившийся рядом с йети.

— Видимо, да, — ответил Цинбор, будто бы и не зная на самом деле, к кому они пришли.

— Засады нет, — сказал Мирон, проверивший территорию вокруг хижины. — Если ты и рассчитывал отвязаться от меня здесь, то уж точно не сможешь.

Цинбор усмехнулся:

— Ты еще пригодишься мне.

Мирон насторожился:

— Ты говоришь так, будто это ты спас меня от гибели.

— Не принимай близко к сердцу. Мы будем полезны друг другу. Да, и… конечно я благодарен тебе за спасение! Только отплатить пока нечем, — объяснился гоблин.

Эрик отодвинул хлипкую калитку.

— Я не пройду тут. Надо превратиться или ждать здесь, — сказал он Мирону.

Тот молча вытянул руки, и йети, повинуясь его воле, вложил Цинбора в руки призрака. После этого Эрик превратился в человека.

— Пойдем. Все равно скоро передам его, — проговорил призрак.

Эрик прошел чуть вперед и постучал. В хижине послышалось шуршание. Он попытался вглядеться в окно, но оно было занавешено плотной тканью. Через пару мгновений дверь отворилась.

— Цинбор? — удивленно проговорил гоблин в одной перчатке и фартуке, в котором он разделывал рыбу. Правый глаз его был закрыт повязкой. На ногах были сандалии, изношенные настолько, что подошв почти не осталось. Гоблин прищурился единственным глазом и пошевелил густыми усами, глядя на Цинбора.

— Прости за вторжение, дядя, — Цинбор показал на свои страшные раны.

Хозяин дома усмехнулся и, неспешно уходя внутрь дома, сказал:

— Наслышан.

Эрик вошел следом за Мираком. Внутри, несмотря на раннее утро, царили полумрак и тишина. На столе была куча разделанной рыбы, в котле что-то варилась. По запаху напоминало уху. В углу стояла кровать, рядом — шкаф с едой, кружками, чашками, которые, судя по слою пыли, давно не доставались оттуда. Из нижнего шкафа гоблин вынул серую простыню и расстелил на кровати. Он молча показал рукой, и Мирон тут же уложил Цинбора на кровать.

Хозяин достал из кармана пачку сигарет и закурил.

«Странный гоблин. Если это брат Норина, почему он живет здесь, в глуши?» — подумал Эрик. Он посмотрел на Мирона. Тот разделял его непонимание.

— Зимин’бар, — сказал гоблин, протянув правую руку в перчатке Мирону. Тот посмотрел на нее и пожал ее своей, тоже в перчатке.

«Крепкое

рукопожатие…» — подумал призрак. Следом Зимин подошел к Эрику и также протянул руку. Парень пожал ее.

Когда Зимин отвернулся, Эрик усмехнулся. С горечью усмехнулся. Понимая, зачем Цинбор пришел именно сюда. «Теперь я знаю… Цинбор… Какой же ты гад», — подумал Эрик. Но Мирон не дал ему проронить ни слова.

— Как поправишься, сразу же свалишь отсюда, — сказал Зимин племяннику.

Лежащий на кровати гоблин усмехнулся.

— Не знал, что помимо потери братьев и отца ты потерял еще и руки. Да и жизнь чуть не потерял… — Зимин говорил не грустно, а с усталостью. Будто только вчера вся семья Цинбора его достала так, что он съехал подальше, а сегодня снова наткнулся на своих родственничков.

Долго Зимин возился с Цинбором, в тишине перевязывая его раны, изредка подкуривая из будто бы бесконечной пачки сигарет. Мирон и Эрик предлагали помощь, но дядя Цинбора молча отмахивался, заставляя их долго стоять в тишине. К концу процедур мятежный принц отключился. Зимин закончил с ним и, хрустнув спиной, выпрямился, посмотрев на парней, ожидающих в углу хижины. Она была до того маленькой, что возможно было сделать максимум пять шагов, не меняя направления.

— Вы оставите его здесь? — спросил Зимин.

Мирон кивнул. Все молча вышли на улицу. Зимин снова достал сигарету и протянул Мирону. Тот отказался. После сигарета была предложена Эрику. Парень отрицательно покачал головой. Зимин посмеялся.

— В этом мире все рано или поздно начинают пить и курить. Дай бог, если на этом заканчивают, — грустно сказал он.

Прикурив, он поднял повязку, под которой оказался вполне здоровый, но не привыкший к дневному свету глаз. Увидев непонимание, Зимин объяснился.

— Это чтобы внутри видеть хорошо. Левый глаз привык к свету, правый — к темноте. Иногда меняю их, чтобы не посадить совсем уж зрение, — сказал он между затяжками.

— Можно поинтересоваться?.. — спросил Эрик.

Мирон напрягся — если Цинбор чего-то не говорил, значит, им это было и не нужно. Но Зимин ответил:

— Почему я не живу в деревне?

— Да.

— Отчего же не сказать? Понимаешь… Мы с братом долго не могли сойтись во мнении. Когда умер отец, власть оказалась нестабильной. Вождь оставил троих сыновей, которые не в силах были помириться. Решить, кто будет править. Да, если вождь умирает, то возрождается вновь… Но не от старости. Место оказалось свободным. Его занял Норин. В попытках отнять у него власть погиб наш младший брат. Да и я был сильно ранен… — проговорил Зимин, сжав правую руку с такой силой, что она заскрежетала, как металл, скребущий по металлу. — Я ушел из деревни. Потеряв жену и последнего сына, решил уйти сюда. Только Цинбор знал, что я еще жив. Иногда навещал меня. А когда рассказал, что хочет сделать… Мы поссорились. Я не хотел больше видеть его. Но и не мог предупредить брата, считающего меня мертвым.

У Эрика многое не укладывалось в голове. Как мог Цинбор быть единственным, кто знает, что Зимин жив? Почему этого не знал Норин? Почему Зимин не мог предупредить брата? Но Зимин бы рассказал и сам. А если не хотел… Значит, и спрашивать не было смысла.

— Почему ты сейчас помог ему? — спросил Мирон. Этот вопрос он посчитал уместным.

Зимин усмехнулся.

— Это же моя семья… Больше не хочу, чтобы род Баров страдал из-за меня.

Пока Зимин докуривал сигарету, у Эрика созрел еще один вопрос: