Играя в жизни
Шрифт:
Сид расстегнул мешок не дожидаясь Элвиса, который поспешно начал спускаться по грязевому потоку в яму. Я слышала вжик даже сквозь шум дождя. Повернулась и, стараясь не смотреть на лицо покойной, начала быстро снимать с ее пальцев кольца. Но больше всего меня привлек огромных размеров алмаз. Размером с детский кулак, он висел, точнее, лежал на шее мертвой жены мэра. Как же тяжело не смотреть на лицо покойной. Я как могла отводила взгляд, хотя и без этого знала, что ее глаза и рот сшиты толстыми черными нитями. Кто-то верит, что эти нити сдержат душу внутри тела и после того, как умерший пройдет испытания, он сможет вернуться в тело и переродиться. Количество и качество
Концентрировалась на камне как могла, приказывала голове не кружиться, а желудку не бунтовать. Все же я стянула драгоценность, и в этот момент на нас практически упала Моника.
– Охрана, – прошептала она и словно маленькая обезьянка начала выбираться наверх, закидывая меня грязью.
Первая попытка выбраться из ямы закончилась провалом, меня потащило назад. На мгновение я поймала панику за хвост. В глазах потемнело, а легкие сжало. Сид пришел на выручку, подтянул меня, и мы все вместе побежали в сторону редких деревьев. Там, миновав убогий лес, мы сможем попасть в город, а точнее, в наше жилище на окраине Синта. Огромный стоэтажный дом-свеча. Таких в нашем городе всего три, они стоят на границе города и кладбища. Тут-то и живут отбросы. Работники заводов и фабрик, проститутки, разнорабочие.
Я и не заметила, как сумерки спустились на Синт. Тонкие лучи от фонарей охранников полосовали пространство кладбища. Они не видели нас вплоть до того момента, пока наша четверка не добежала до первых деревьев.
Я не слышала, что кричали нам вслед, и кричали ли вообще, я старалась вслушаться в лай собак, но и этого не было. Нам удалось уйти достаточно легко и без потерь. Если не брать в расчет мои легкие, они готовы были выпрыгнуть и раствориться в уменьшающемся дожде.
Остановились мы только у электрически заряженной решетки. Как можно аккуратнее пролезали в яму, приходилось нырнуть с головой в лужу. Будь проклят этот ливень!
Вынырнула я уже в городе, села в грязь и помогла выбраться Монике. Дальше Сид и в конце Элвис.
Элвис улыбался во все свои кривые зубы и повторял словно мантру:
– Мы смогли.
Мы действительно смогли. Заражаясь позитивом Элвиса, я не смогла сдержать победную улыбку. Она расцвела на лице, словно я выиграла какой-то нереально огромный куш. А по факту, я только что разграбила могилу в компании ребенка и моих ровесников с гниющими желудками.
Поднимаемся и продолжаем идти в сторону домов. Они высятся в небо практически до самого купола. Верхние пятьдесят этажей уже давно непригодны для жизни, но говорят, что если забраться на сотый и протянуть руку, то можно почувствовать, как по пальцам пробегает ток от купола. Я бы не рискнула это сделать. Все знают, что это касание, даже будь оно возможно, равняется смерти. Несмотря на ту клоаку, в которой существую, я хочу жить.
Именно купол сохраняет наши жизни от радиации. Раньше, когда мама еще была жива, они с папой часто спорили о том, что же скрывается за куполом. Папа верил, что там радиация, и она убила большую часть планеты. Мама же говорила, что там чудовища. Иногда она просыпалась в ночи и кричала. Она говорила, что была там, за пределами нашего города. Но никогда не упоминала, откуда она пришла. Может, это все ложь, и мама родилась в Синте. Скорее всего это так и есть. Я не встречала тех, кто бы не был рожден тут. Приезжих у нас не бывает, кроме Семьи Основателей и посланников от корпорации. Купол, а точнее лаз, открывается только с прямого распоряжения главы Семьи Основателей. И никак иначе.
Вырваться отсюда можно только тремя способами. Первый – родиться в достаточно обеспеченной семье, зарекомендовать себя как отменного сотрудника, выжить до двадцати трех лет и устроиться работать на корпорацию. И тогда, может быть, тебя посадят на один из поездов, или летательных машин, чтобы перевезти через лаз. Это самый простой способ, но мне не посчастливилось родиться в богатой семье. Бедность – мое второе имя. Нищета – моя фамилия. Второй способ выбраться – отбор. Он проходит раз в три года. Там может участвовать каждый совершеннолетний. Как только тебе исполняется семнадцать, ты можешь пойти на улицу Правосудия, найти там нежно-голубое здание с надписью "Второй шанс" и записаться. После этого следует некий перечень необходимых дел. Нужно посетить врача, за свои кровные, разумеется. Приобрести одежду и поставить метку. Вы знаете сколько стоит метка? Десять марок. Десять! И все это для того, чтобы отправиться на Ристалище – тюрьму корпорации и попытаться войти в рейтинг. Тогда тебе дадут перечень других Секторов, и ты сможешь выбрать, куда перебраться. Но на сотню таких смельчаков, в число которых вошли мой брат и отец, практически никто не выходит с Ристалища живым. Сломленными с Ристалища не выходит никто.
До сих пор не могу понять, где папа и Ник взяли такие деньжищи. Двадцать марок. И они ведь их потратили не на умирающую дочь, сестру, а на то, чтобы убраться из этого прогнившего города. Они сбежали с Синта и оставили меня одну. Ненавижу и презираю их за это. Мать Моники говорит, что я должна простить их и отпустить, но я почему-то не могу. Каждый раз, когда я стою на краю голодной смерти, вспоминаю тех, кто предал меня. Самых родных и близких, принесших боли больше, чем все остальные.
Не хочу об этом думать. Мыслями сыт не будешь.
Отбрасываю размышления о семье в помойное ведро и продолжаю движение, стоит нашей компании зайти под навес дома номер 2, как ливень прекращается.
– Да это же издевательство! – вскрикивает Элвис и тут же переводит взгляд на меня. – К тебе идем?
– Нет.
Даже они не знают, где я живу. И пусть это остается неизменным. Меня устраивает мое уединение несмотря на то, что большую часть дня я нахожусь у здания завода и упаковываю синтетик.
Элвис закатывает глаза. Он не понимает моей одержимости скрывать место, где я живу. Как-то он пытался проследить за мной, но я заметила это и оторвалась. Элвис не знает о том, что я увидела его в ту ночь. Пусть все так и остается.
– Тогда к Монике, – говорит Сид.
Девчонка кивает.
– Мама на работе. Не знаю, придет ли домой.
Мама у Моники работает на третьей улице. Там, кроме проститутских домов и наркопритонов, ничего нет. И могу уверить вас, мама Моники никогда не употребляла наркотики. Она выживает, как может. И кто будет винить ее в этом? Уж точно не я. На прошлой неделе она предложила мне место. Одна из девочек перебрала с синтетиком и не увидела машину, что неслась на запредельной скорости. Та сбила ее. Проститутку, вышедшую из строя, даже не потрудились похоронить, она ведь не жена мэра и родственников у нее не было, или они предпочли превратиться в невидимок и оставить все, как есть. На следующий день обычная уборочная бригада смыла останки с мостовой и выкинула в контейнер, который позже переправили за пределы купола.
Мы поднялись на семнадцатый этаж. Ноги гудели, но я продолжала шагать по круглой лестнице. Маленькая темная квартира встретила нас чистотой. Не было разбросанных вещей, пыли, да и обычной грязи, присущей нашему дому.
– Мама любит порядок, – словно в оправдание сказала Моника.
А мы тем временем заливали пол потоками дождевой воды. Она стекала с нас вперемешку с грязью.
Элвис не парился по поводу чистоты. Он сел прямо на пороге и начал раскладывать все, что сумел снять с покойной. Остальные принялись делать то же самое.