Играющая в Го
Шрифт:
Он привлекает к себе мою голову. Его лицо медленно, очень медленно приближается к моему. Я вижу веснушки на щеках Миня, и пробивающиеся усики, и сомнение в глазах. Я слишком горда, чтобы показать свой страх, и, вместо того чтобы оттолкнуть Миня, падаю к нему в объятия. Его сухие губы касаются моих. Я чувствую потрясение, когда влажный язык вторгается в мой рот. Меня словно уносит прочь бурная река.
Хочется плакать, но слез нет. Я царапаю ногтями спину Миня, он издает тихий стон. Щеки у него горят, под закрытыми глазами расползлись темные
Над верхушками деревьев утопает в легкой дымке город. Мое молчание не обескураживает молодого человека. Он ведет меня в монастырь на вершине холма. Заказывает молодому послушнику чай. Наполнив мою чашку, принимается вычищать косточки из ломтя арбуза, весело насвистывая и любуясь окрестностями. Стараясь не смотреть на Миня и разглядывающих меня монахов, я допиваю чай, поднимаюсь со стула, кое-как разглаживаю помявшуюся юбку и сбегаю вниз по лестнице.
Солнце, похожее на красную лакированную маску, катится к закату. Снег за городскими стенами растаял, обнажив выжженную местность. Очертания деревень сливаются с черной землей. Силуэты деревьев истончаются и тают в складках сотканного из сумрака покрывала.
Вечером мне снится кузен Лу. Он врывается ко мне в комнату, подходит, берет мою руку и прижимает к своей груди. Я чувствую отвращение, пытаюсь высвободить ладонь.
Но его пальцы сжимаются все сильнее, я чувствую жар его тела. Мною овладевает странная истома.
Я просыпаюсь в ужасе и липком холодном поту.
32
В начале осени я снова получил записку – неизвестная женщина назначала мне свидание в парке. Я был уверен – ее послали, чтобы выяснить мои намерения относительно ученицы гейши. В десять утра я отправился в указанное место, твердо решив отказаться.
На каменной скамье, поросшей рыжеватым мхом, под пламенеющим листвой кленом, сидела женщина в простом темно-синем кимоно с оранжевым поясом. Волосы ее были забраны в скромный пучок.
Я не поверил своим глазам. Без грима, с губами, едва тронутыми розовой помадой, Искорка выглядела десятилетней девочкой. Она встала и склонилась передо мной в поклоне.
– Благодарю вас за то, что пришли.
Мы расположились на разных концах лавки, она молчала, сидя ко мне вполоборота.
Я тоже не находил слов.
Прошло несколько долгих минут, показавшихся нам вечностью, и я пригласил ее пройтись по парку. Она следовала за мной мелкими шажками. Пунцовели клены, сияли золотом деревья гингко. Осенний ветер осыпал нас листьями. Мы прошли по деревянному мостику, обогнули пруд с изумрудной водой, обсаженный хризантемами, и остановились в открытой беседке, чтобы полюбоваться безмятежно-чистым небом и обвитыми плющом валунами. Шорох ее кимоно смешивался с птичьим гомоном. Я не находил в себе сил нарушить наше молчаливое единение.
На выходе из парка она низко поклонилась и ушла.
33
На площади Тысячи Ветров я играю против антиквара У, дав ему восемь очков форы. Проиграв, он вздыхает и откланивается.
Даже обычная партия в го изматывает большинство игроков. Чтобы восстановить силы, им бывает необходимо плотно пообедать и выспаться. Мой организм реагирует иначе. С самого начала игры мой ум воспламеняется. Предельная собранность доводит возбуждение до пароксизма. Закончив партию, я много часов ищу успокоения, тщетно пытаясь избавиться от переполняющей меня силы. Ищу и не нахожу.
Сегодня, как и во все остальные дни, я лечу домой, как на крыльях, предаваясь самым немыслимым мечтам. Мне чудится, что я покинула круг смертных, чтобы присоединиться к богам.
Какой-то мужчина окликает меня. Я поднимаю глаза: Цзин пересекает улицу на велосипеде. На багажнике стоит птичья клетка, прикрытая голубы шарфом. Он тормозит.
– Что ты делаешь здесь с этой клеткой?
Он срывает покрывало и гордо демонстрирует мне двух малиновок.
– Эти птички обожают гулять. Обычно хозяева берут их с собой на утреннюю прогулку и раскачивают клетку в такт шагам. Но мне до смерти скучно расхаживать по-стариковски, вот я и усовершенствовал процедуру.
Я смеюсь. Он предлагает проводить меня. На улице совсем темно, я не различаю лиц прохожих, так что и меня никто не узнает. Я ничем не рискую, если сяду на багажник к Цзину. Левой рукой я прижимаю к себе клетку, правой обнимаю юношу за пояс. Он начинает быстро крутить педали, и я цепляюсь за его куртку, чтобы не свалиться. Мои пальцы соскальзывают по подбитому мехом шелку на его живот. Горячая кожа прожигает мне ладонь через хлопок рубашки. При каждом движении мускулы Цзина ходят ходуном под моей ладонью. Я смущенно убираю руку, но на повороте улицы Цзин резко выворачивает руль, и я снова прижимаюсь к нему.
Я прошу юношу остановиться перед задней дверью. Улица едва освещена тусклым фонарем, дома выглядывают из-за высоких стен. Щеки Цзина пылают, он шумно дышит и роется в карманах в поисках носового платка.
Я промокаю ему лоб своим платочком. Он благодарит, вытирает залитое потом лицо. Мой взгляд смущает его, он отворачивается к стене, расстегивает рубаху и проводит платком по груди. Я спрашиваю его о Мине.
– Мы увидимся завтра, в университете…
Я протягиваю ему клетку. Он стискивает ее в ладонях и шепчет:
– Твой платок хорошо пахнет…
Мы вздрагиваем от жуткого грохота. Это упал стоявший у дерева велосипед Цзина. Он наклоняется, поднимает свою машину и улепетывает, как затравленный охотниками заяц.
34
Поезд резко останавливается. Толчок вырывает меня из сна, слышен приказ выступать. Я выхожу из вагона, и заря принимает меня в ледяные объятия. Под лиловеющим небом простирается выжженная земля – на бескрайнем пространстве не видно ни деревца, ни травинки.