Игрок
Шрифт:
— Что, совсем ни одного? — спрашиваю в отчаянии.
— Простите. — С этими словами мне протягивают ключ. — Мы можем помочь вам с багажом.
Мне не нужна помощь с багажом. У меня с собой одна сумка, потому что я не собираюсь задерживаться с женой и на минуту дольше необходимого. Поднимаюсь по лестнице, досадуя на Дарью. Постаралась на славу. Правду говорят, что благими намерениями…
Отпираю дверь и обнаруживаю, что, как и боялся, кровать в люксе просто гротескна. Взгляд так и приковывает. Прям от дверей. Черт возьми, вся вселенная против меня! Видимо, изменщикам воздается.
Досадливо отбросив в сторону сумку, сажусь на кровать, стараюсь собраться с мыслями. В попытке сосредоточиться закрываю глаза и, сам не заметив, начинаю дремать.
Будит стук в дверь. Я не помню, как заснул, и вообще несколько секунд пытаюсь определить, где нахожусь. За окном уже стемнело, приходится включить ночник, чтобы сориентироваться в незнакомой обстановке. Хотел бы я, чтобы за дверью оказалась горничная или кто-нибудь из персонала, но, скорее всего, это Вера. Она должна была прилететь только завтра, но могла поменять билет. Знает ведь, что я уже здесь. Поворачиваю ключ в двери и понимаю, что не ошибся.
Она начинает с порога, будто дольше ждать не в состоянии.
— Привет. Я не выдержала, прости. С тех пор, как ты позвонил, места себе не нахожу, — оправдывается. С каких пор мы вынуждены объяснять, по каким причинам решили встретиться раньше назначенного срока? Черт, Вера, я же не один все это чувствую…
— Впустишь?
— Да, прости, — пытаюсь взять себя в руки, нервно приглаживая волосы. Я так и не придумал свою речь…
Увидев огромную кровать в номере, Вера застывает столбом. Знаю, насколько двусмысленно все это выглядит, и тороплюсь прояснить:
— Моя секретарша что-то напутала.
Видимо, после этих слов Веру покидают последние сомнения.
— Кирилл, что происходит? — спрашивает она, оборачиваясь.
— Присядешь?
Она скрещивает на груди руки. Ей не до моей вежливости, а я просто не знаю, как произнести гадкие слова так, чтобы они прозвучали не унизительно. Кого я пытаюсь защитить? Ее или все же себя? Ведь если ей не будет совсем плохо, то и меня совесть будет глодать меньше…
— Вера… я… я собираюсь подать на развод, — говорю, сглотнув. Черт, у меня, в отличие от Веры, никогда не было проблем с выступлениями на публике. Напротив, я люблю внимание, но не когда вина затапливает сознание.
Она расцепляет замок рук и закрывает лицо руками. Ловлю себя на том, что вглядываюсь в ее лицо в надежде, что проиграно еще не все, и она еще может отреагировать спокойно.
— Я чувствовала, — глухо.
— Прости меня, — говорю. — Но ты же и сама понимаешь, насколько чужими мы стали.
А вот этого говорить не стоило, потому что внезапно она опускает руки, сжимая ладони в кулаки. Глаза ее сужаются.
— Понимаю? — спрашивает она гневно. — Что я понимаю? Что ты даже не пытался это исправить? Не сообщил о трагедии, отталкивал во время реабилитации. Я понимала, что отношения на расстоянии — риск, но не могла и подумать, что ты предпочтешь позорное бегство честному разговору… Я чувствовала, что мое присутствие тебя раздражает, но ты молчал, и я делала вид, что в порядке. Делала вид, что твоя холодность обусловлена лишь катастрофой. А сейчас, когда самое сложное и страшное пройдено, ты заявляешься и говоришь, что предпочел бы, чтобы меня вообще не было в твоей жизни!
Она тяжело дышит. Хрупкие плечи рвано поднимаются и опускаются.
— Нет! Я не дам тебе развод! И не мечтай. Мы улетим отсюда вместе и попытаемся все наладить. Уехать из Германии — от меня — было твоим решением. Твоим и твоего отца, а я не стала спорить. Я верила, что ты хороший, порядочный человек. Но сейчас ты пытаешься выкарабкаться из своего кризиса самым типичным для мужчин способом: доказав себе и всему миру, что списывать со счетов тебя рано. Ты ведь нашел другую, правильно?
— Вера! Что ты несешь? При чем тут это?!
— Да? — спрашивает она насмешливо. — А чему еще могла так помешать жена, что ты сорвался с места и понесся ко мне, потрясая документами о разводе? Даже дождаться моего возвращения в Германию не смог — так торопился. Что она от тебя потребовала? Кольцо? Статус официальной подружки?
А вот этого я ожидал меньше всего. Она полагает, что помогла мне поправиться, а я вместо благодарности бросаю ее ради другой, блистательной и равнодушной. Хотя… этот сценарий столь часто встречается в нашем мире, что ничего удивительного.
— Вера, дело не в этом, — говорю тихо. — Ты думаешь, мне просто? Думаешь, хочется тебя обидеть? Думаешь, так я пытаюсь доказать окружающим свою состоятельность? Я ее люблю. Достаточно люблю, чтобы, несмотря на все, что было между нами, порвать с тобой.
По лицу жены видно, каким ударом становятся для нее эти слова. Она неуклюже подходит к креслу, с трудом садится в него, будто ноги не держат. Сажусь напротив нее на кровать. Нас разделяет не более метра пространства, Вере кажется, что это немного, а для меня расстояние непреодолимо. Все идет не так, как я представлял…
— Это не имеет значения, — отвечает Вера, шокируя меня. — Меня разлюбил, и ее разлюбишь. Я бумаги не подпишу!
ГЛАВА 20 — Решка. Рецепты издевательств над собой
Я прошлой ночью поимел свое терпенье
Люмен “Зубы”
Сантино
Она стоит около двери моей квартиры, и я вспоминаю каждую из причин, по которым раньше своих подружек домой не водил. Да от них же невозможно избавиться! Если баба в дом попала — ладаном не выгонишь! Твою ж мать, ищешь под кроватью вчерашние носки, а обнаруживается женский бюстгальтер. Ну и, поскольку место вещице отнюдь не в пыли под ложем любви, очень скоро на пороге нарисовывается девица без белья, которая утверждает, что с этой потерей ее гардероб непозволительно обнищал. Все это бесит безмерно, но вылезать из теплых женских объятий в четыре утра и чесать домой под накрапывающим петербургским дождем — то еще удовольствие, и я позволил себе расслабиться. Выходит, реальным сдерживающим фактором была только Полина и общая с ней жилплощадь. А как прикупил в личное пользование четыре стены — вздумал, что карма меня не настигнет. Раз перед сестрой голыми сиськами не трясут, то и ладно. Вроде и не жалко.