Игрок
Шрифт:
Гурдже остановил древний поезд, когда тот появился, и не успел еще взобраться по ступенькам, как его узнал средних лет человек: он назвался Дрелтрамом и тоже направлялся в Тронце. Мистеру Дрелтраму поражение от руки великого Жерно Гурдже было бы драгоценнее победы над кем угодно. Не хочет ли он сыграть? Гурдже давно уже привык к подобной лести (обычно за ней скрывались необоснованные, но довольно буйные амбиции), но все же ответил предложением сыграть в «одержание». Там было много общих базовых правил со стрикеном, так что игра могла стать хорошей разминкой.
Они нашли комплект «одержания» в одном из баров и взяли доску с собой на верхнюю палубу, где и сели за ветрозащитным стеклом, чтобы
Поезд съехал с моста в глубокое узкое ущелье; воздушные потоки здесь порождали жутковатый, гулкий звук, с обоих сторон отражавшийся от голых скал. Гурдже посмотрел на доску. Он играл напрямую, без помощи секретированных веществ, тогда как его противник использовал мощную смесь, предложенную самим Гурдже. Кроме того, он дал мистеру Дрелтраму фору в семь фигур — больше не позволялось. Тот оказался неплохим игроком и вначале чуть не получил выигрышную позицию — его преимущество в фигурах было подавляющим, но Гурдже хорошо защищался, и его противник упустил свой шанс, хотя, возможно, сохранил несколько мин в темных углах.
Размышляя о подобных неприятных сюрпризах, Гурдже вдруг понял, что так еще и не знает, где его собственная скрытая фигура. Он прибег к этому неформальному способу, чтобы выровнять игру. В «одержание» играют на доске в сорок квадратов, фигуры каждого игрока делятся на одну большую и две малые группы. На различных пересечениях, изначально свободных, можно спрятать до трех фигур. Местонахождение каждой вводится (и затем блокируется) круговой картой — тонкой керамической пластиной, которую переворачивают, только если игрок хочет ввести фигуру в игру. Мистер Дрелтрам уже открыл все три свои скрытые фигуры (одна оказалась на том пересечении, где Гурдже из чисто спортивного интереса расположил все девять своих мин, и потому дело приняло для него неприятный оборот).
Гурдже в начале игры крутанул диски на своей единственной пластине скрытой фигуры и положил пластину лицевой стороной вниз, даже не посмотрев на нее. Он знал о местонахождении этой фигуры столько же, сколько мистер Дрелтрам. Она вполне могла оказаться на недопустимом поле, что грозило Гурдже поражением, или же (что было менее вероятно) — на стратегически ценной позиции в глубине территории противника. Гурдже нравилось применять такую тактику, если игра не была серьезной; нравилось ему и давать противнику необходимое тому дополнительное преимущество, что делало игру более интересной и менее предсказуемой, добавляло остроты.
Он подумал, что надо бы разобраться, где его фигура — быстро приближался восьмидесятый ход, когда ее все равно нужно будет раскрыть.
Пластины, на которой было записано местонахождение его скрытой фигуры, нигде не было. Он перебрал карты и пластины, лежащие на столе. Мистер Дрелтрам был не самым аккуратным игроком — его карты и пластины вместе с ненужными или удаленными фигурами были разбросаны по столешнице, включая и ту ее часть, которая была ближе к Гурдже. Когда они въезжали в туннель часом ранее, порыв ветра чуть не сдул кое-какие легкие карты, пришлось придавить их бокалами и грузиками — стекляшками, начиненными свинцом. От этого создалось впечатление еще большей неразберихи, как и от странной, чтобы не сказать нарочитой, манеры противника Гурдже записывать сделанные ходы на грифельной доске (он заявил, что встроенная память доски как-то раз подвела его, и он потерял запись одной из лучших в своей жизни игр). Гурдже принялся поднимать разбросанные по столу фигурки и карты в поисках своей пластинки.
Внезапно он услышал чей-то глубокий вздох, потом нечто вроде смущенного покашливания у себя за спиной. Он повернулся и увидел мистера Делтрама, у которого был странно неловкий вид. Гурдже нахмурился, а мистер Делтрам, который вернулся из туалета с широкими зрачками от смеси секретированных наркотиков и в сопровождении подноса, снова сел на свое место, глядя на руки Гурдже.
И лишь когда поднос расставил бокалы на столике, Гурдже понял, что карты, которые он поднял в поисках своей пластины и держит в руках, — это оставшиеся карты-мины мистера Дрелтрама. Гурдже посмотрел на них (те были повернуты рубашками вверх, и местоположения мин он не видел) и понял, чтодолжен думать об этом мистер Дрелтрам.
Он положил карты туда, откуда их взял.
— Прошу прощения, — рассмеялся он. — Я искал свою скрытую фигуру.
И увидел ее, еще не кончив говорить. Круговая пластина лежала на самом виду — на столе, почти прямо перед ним.
— Ух ты, — сказал он и только тут почувствовал, как кровь прилила к лицу. — Вот же она. Гм. А я не заметил и стал искать.
Гурдже снова рассмеялся — и будто какая-то странная судорога ухватила его изнутри, вызвав нечто среднее между ужасом и экстазом. Он никогда ничего подобного не чувствовал. Он подумал (с внезапной ясностью), что самое близкое к этому ощущение испытал еще мальчишкой — первый оргазм от рук девушки на несколько лет старше его. Нечто примитивное, чисто человеческое, словно инструмент, ведущий в одиночку, ноту за нотой, простейшую тему (в сравнении с тем, во что превратился секс впоследствии — симфонию чувств, стимулируемую внутренними наркотиками), но тот первый раз все же стал одним из самых ярких воспоминаний — и не только из-за новизны ощущений, а потому, что, казалось, ему открылся новый, необыкновенный мир, совершенно новый способ чувствовать и жить. То же самое он испытал еще ребенком, когда на первых своих соревнованиях выступал от Чиарка против юниорской команды с другого орбиталища, и это повторилось, когда его наркожелезы полностью развились спустя несколько лет после наступления половой зрелости.
Мистер Дрелтрам тоже рассмеялся и вытер лицо платком.
Дальше Гурдже сделал несколько агрессивных ходов, и противнику пришлось напомнить ему о том, что подошел восьмидесятый по счету. Гурдже перевернул свою тайную фигуру, даже не проверив ее перед этим, с риском, что она окажется на поле, уже занятом одной из открытых фигур.
Скрытая фигура оказалась на том же поле, что и его сердце (главная фигура — завладеть ею и было целью игры), хотя вероятность этого была 1600:1.
Гурдже уставился на пересечение, где находилось его хорошо защищенное сердце, потом бросил взгляд на координаты, которые набрал наобум двумя часами ранее на пластине, — один к одному, никаких сомнений. Если бы он проверил ходом ранее, то мог бы убрать сердце с опасного поля, но он не проверил. Он терял обе фигуры, а теряя сердце, проигрывал и игру. Он проиграл.
— Вот так невезение, — сказал мистер Дрелтрам, откашлявшись.
Гурдже кивнул.
— Кажется, при таком разгроме побежденный забирает сердце на память, — заметил он, щелкая пальцем по потерянной фигуре.
— Гм… Да, вроде бы, — сказал мистер Дрелтрам, который одновременно и сочувствовал Гурдже, и радовался собственному везению.
Гурдже, кивнув, положил сердце на доску и поднял керамическую пластину, которая так подвела его.
— Но я, пожалуй, лучше возьму это.
Он показал пластину мистеру Дрелтраму, тот кивнул в ответ:
— Да, конечно. Почему бы и нет. Ничего не имею против.
Состав тихо вкатился в туннель, тормозя перед станцией, расположившейся в горной пещере.