Игрок
Шрифт:
Он поставил бокал на стол. — Ничего.
Потянувшись через стол, я взяла его ладонь обеими руками. Провела пальцем по коже рядом с порезом, отчего Дмитрий сразу напрягся и издал длинный выдох.
Неужели даже невинное прикосновение дает такой сильный эффект? Это… впечатляет.
Интересно, как он будет реагировать, если я сделаю ему минет? Я сразу же представила, как ласкаю его губами. Сосу и дразню его член. Глажу кончиком языка серебряный пирсинг, вызывая дрожь во всем теле. Заставляя его так отчаянно желать разрядки…
— Ну вот, — вдруг сказал он. — Ты покраснела. О чём ты только что думала?
Я отпустила его руку. — О том, о сём. Мои трусики можно будет выжимать.
— Готов убить за то, чтобы узнать твои мысли, когда ты краснеешь. Не хочешь рассказывать?
— Хм-м. Может, попозже я тебе покажу.
— Дразнишь.
Примерно всегда. Я вновь подняла свой бокал. — А ты почти не пьёшь, да?
Он покачал головой. — Не люблю терять контроль. Если не считать игр с тобой во время секса. В этом случае я предпочитаю сохранять контроль, пока ты полностью меня его не лишишь.
Я чуть не начала обмахивать себя ладонью, заметив этот голодный взгляд, который вряд ли смогу забыть. При свете свечей он просто завораживал.
Причём так казалось не только мне. Мимо нашей кабинки продефилировали, отчётливо вздыхая, две куколки (уже в третий раз).
— Ты везде это чувствуешь, да?
— Чувствую что? — Он ничего не замечал.
— Женское внимание. — Мой палец скользил по краю бокала. — Какими были твои последние отношения?
— У меня никогда не было отношений.
Я подождала ощущения скребущих по доске ногтей, но он говорил правду. — Значит, ты просто играешь с женщинами.
— Нет.
— Но либо одно, либо другое. — С подсчётами я справлялась. Если бы всякий раз он спал с новой женщиной, зарубки на его поясе приумножались.
— Какими были твои последние отношения? — спросил он.
Я не стала обращать внимание на то, что сам он мне не ответил. — Примерно год назад я рассталась с парнем, с которым встречалась почти два года. Мы собирались пожениться. — Бретт был таким нормальным, с простой и понятной жизнью. В то время нормальность и простоту я приравнивала к честности. — Свадьба должна была состояться через несколько недель. — Я только-только получила паспорт для медового месяца на Карибах, и как раз заканчивала шить свадебное платье, с которым промучилась уже кучу времени. То, с каким трудом мне это давалось, уже само по себе могло послужить сигналом.
— И он позволил тебе уйти?
Позволил?
— Что он мог поделать?
Дмитрий выдержал мой взгляд. — Будь я на его месте, я бы боролся.
Эти слова отозвались во мне дрожью. — Кто сказал, что Бретт не делал ничего подобного?
Каждое воскресенье я представляла, как он сочиняет очередное письмо, пытаясь достучаться до моих воспоминаний о счастливых днях и добраться до тех уголков сердца, которые ещё не успели окаменеть
— И всё равно ты к нему не вернулась.
Я вздёрнула подбородок. — Он мне изменил.
— Мне очень жаль, Вика, — искренне произнёс он. — Тебе, наверное, было очень тяжело.
— Было. — Посчитав, что теперь моё подвенечное платье проклято, я, вместо того, чтобы продать, разрезала его на лоскуты. — Знаешь, все ставили против нас, но я была непоколебима. — Отношения с Бреттом заставляли меня впервые задуматься о некоторых вещах.
А что, если бы я не была аферисткой? Что если бы я могла представляться своим настоящим именем — всё время? Что если зарабатывать на жизнь шитьём?
— Я действительно считала, что у нас был шанс.
— Ты бы хотела снова быть с ним?
Раньше всё было неплохо. Я к нему переехала, а он оплачивал мне машину. Я сократила участие в розыгрышах и записалась на дизайнерские курсы. Он готовил, я делала уборку. Мы жили скромно.
Конечно, скрывать аферы было непросто, но и близко не столь тяжело, как нынешние обстоятельства. Даже после выплаты семейного долга меня всё равно должны выселить, а в моём распоряжении имеется лишь дышащий на ладан пикап. Разумеется, теперь у меня был Порше. Правда, ненадолго. Боже, столько всего навалилось. — Я не знаю, — рассеянно пробормотала я.
У Севастьянова выступили желваки. — Вот почему ты так осторожна.
Отчасти.
— Давай больше не будем о нём говорить.
Поколебавшись, он согласился: — Давай. Расскажи о себе.
— С чего же начать? — Я была близка с Дмитрием (дважды), и всё равно мы почти ничего друг о друге не знали.
— От чего Викторию Валентайн бросает в дрожь? — Его волосы развевал игривый ветерок.
Вот прямо сейчас мой пульс ускорялся благодаря золотоглазому русскому.
— По сравнению с твоими подругами моя жизнь довольно скучна.
Он никак на это не отреагировал. — Где ты училась?
— Я была на домашнем обучении. Родители хотели, чтобы я присоединилась к семейному бизнесу. Никто лучше них не справился бы с моим обучением.
— Расскажи о своей семье.
— После тридцати лет брака родители по-прежнему друг от друга без ума. Старшая сестра, Кэрин, моя лучшая подруга. Брат — мой герой. У меня большая любимая семья. Которая по отношению ко мне порой проявляет гипер-опеку. Но мне кажется… — я замолчала.
— Тебе кажется что?
Что они меня недооценивают.
— Ничего. А твоя семья? Ты сказал, что Максим тебя практически вырастил.
Очарование Максима, должно быть, частично перешло и на младшего брата. Возможно, именно поэтому в Дмитрии чувствовалась смесь лоска и неуверенности.
— Мама умерла, когда мне было пять лет, отец — когда мне было семь.
— Соболезную. — Я уже собиралась спросить о причинах, но его изменившееся выражение лица заставило меня передумать. Вместо грусти на его лице я увидела… гнев.