Игроки Господа
Шрифт:
Тридцатилетняя женщина с невероятным именем уже была на полпути к лифту, ее короткие волосы стояли дыбом, твидовая юбка библиотекарши слегка покачивалась. Она не оглядывалась. Робозверинец тащил меня за ней — одна нога едет сама, другая зажата в катящемся ковше. Мне на глаза наворачивались слезы ярости и отчаяния. Мы вошли в лифт, остаток роботов втянулся внутрь, аккуратно выстроившись вокруг нас, словно исполняя цирковой трюк.
— Домой, — приказала Рут Зайбэк.
Наверное, это было даже хорошо, что роботы держали меня, иначе я бы упал. Лифтовая кабина резко скользнула влево.
Меня поместили в удобное кожаное кресло цвета сливочного масла, в симпатичной, довольно нейтральной
— Со мной эти дурные привычки не проходят, молодой человек.
8
Берг, Алан (Alan Berg) (1934—1984) — ведущий либерального радио-ток-шоу на еврейской радиостанции в Денвере.
— Воды, — попросил я. — Пожалуйста?
Большая часть машин скрылась, но я оставался обездвиженным — ноги сцеплены друг с другом, руки крепко прижаты к мягкой коже кресла. Рут кивнула, и моя правая рука оказалась на свободе. Я достал носовой платок, высморкался, прокашлялся.
— Принесите ему чего-нибудь попить.
В конечности болтавшейся поблизости высокой тощей штуки мгновенно оказался высокий тощий стакан искрящейся минеральной воды. Я сделал большой глоток. Пузыри газа ударили мне в нос. Я поперхнулся и снова закашлялся, поставил стакан.
— Ты ел? Я как раз собиралась пообедать. Можешь составить мне компанию. Отпустите его.
Я растер лодыжки, осторожно встал. Открытые стеклянные двери вели в просторную комнату, где был стол, на котором красовались желтые и голубые цветы в хрустальной вазе, графин с белым вином, свежий салат из морепродуктов в огромной деревянной чаше и прикрытая тарелка, испускавшая ароматный пар. Торопливые твари достали второй набор столовых приборов и разместили на дальнем конце стола, рядом с салфеткой в слегка потускневшем серебряном кольце. Я понял, что действительно ужасно проголодался, если это, конечно, не являлось последствиями пережитого испуга. Ненавижу начинать день, хорошенько предварительно не позавтракав.
— Спасибо, нет, — ответил я. — Я завтракал всего пару… Стул выдвинулся сам собой. Рут кивнула мне на него:
— Сядь. Я не собираюсь есть одна, пока ты здесь, а деть тебя больше некуда. Что ты имеешь в виду под «только что позавтракал»? Уже за полдень, ты что, один из этих лежебок, которые тратят на лень лучшие годы своей жизни? Положите ему салата и парного риса.
Я заглянул в чашу, выстланную складчатыми листьями салата, вмещавшими в себя холм из очищенных королевских крабов, кубиков омара и чего-то, напоминавшего кусочки белой рыбы, с мелко нарезанными помидорами. Пахло французским соусом. Суетливая, скользкая еда лежала на тарелке прямо передо мной. Мой стакан был полон бледно-золотистого шардонэ. Держа вилку, точно регулировщик — палочку, Рут всем своим видом демонстрировала, что ждет только меня. Я подумал, не помолиться ли — просто чтобы посмотреть на ее реакцию — однако отказался от этой мысли. Насколько я понимал, она сама была Богом.
— Полагаю, вы не австралийка, — заметил я. Морепродукты оказались великолепны, и я сосредоточенно занялся ими.
— Святые небеса, надо полагать, нет! — Рут резко дернула головой. — Ах вот оно что, это объясняет варварский акцент, — она сделала два быстрых, сдержанных глотка. — Не сомневаюсь, ты и твои
Что? Я попробовал вино, которое оказалось превосходным.
— Извини, я…
— Это дело рук Марчмейна, — размышляла Рут.
Я потряс головой, мой рот был набит омаром и коричневым рисом, выпаренным до пушистого великолепия.
— Тогда Джулса, — я моргнул от неожиданности. — Ага! Мерзавец! Любопытный вонючий трус — тут Рут Зайбэк самым непостижимым образом улыбнулась. Пожала плечами и самодовольно вскинула голову. — Ну что ж. Ешь, «Август», кто бы ты ни был, — в ее голосе отчетливо слышались кавычки. Возможно, эта женщина и приходилась мне родственницей, однако не проявляла излишней сердечности, не говоря уже о сестринских чувствах. Даже под угрозой смерти я не смог бы догадаться, «что за дерьмо она вбила себе в задницу», как выражаются чикагские детишки. — Быть может, ты предпочел бы доброе бургунди или чего-нибудь покрепче? Ром, например? Нет никаких причин, почему бы приговоренному не насладиться хорошим обедом.
Каждое сухожилие в моем теле жаждало вскочить из-за стола, опрокинуть стул, выбежать из комнаты. Или, если до этого дойдет, атаковать женщину, созерцавшую меня со странным, опасным весельем в глазах. Но долгие месяцы военных тренировок проявили себя, я остался на месте, стараясь дышать как можно глубже и спокойнее, и даже разжал пальцы, судорожно вцепившиеся в рукоятку столового ножа.
— Я не знаю никого из этих людей, мадам Зайбэк.
— Мисс, — поправила она. — Я не потерплю феминистской чуши за моим столом. Не лги мне, мальчик, ты знаешь Джулса.
Я начал расслаблять застывшие мышцы спины.
— Если быть точным, то нет. Но я был сегодня в церкви, где читал проповедь преподобный Джулс. Я искал Тэнзи. Вы знаете, что произошло с моей тетушкой?
Рут с фырканьем пропустила мои слова мимо ушей.
— Снова напялил на себя воротничок! Он всегда питал отвратительную страсть к святым ритуалам. Точно так же, как и Аврил, — она снова посуровела. — Факт остается фактом, сейчас ты признаешься, что вы с ним грубо нарушили Соглашение. Если я захочу, то вполне могу тебя уничтожить, — она сделала паузу, и я снова судорожно моргнул, мой пульс выбился из-под контроля, несмотря на все усилия. Прежде никто никогда не угрожал моей жизни в буквальном смысле. Через долю секунды Рут добавила: — Если бы захотела. Однако я от моего права отказываюсь… в данном конкретном случае. Ешь свой обед, мальчик. Я не собираюсь мешать тебе.
Я пожал плечами — кровь тяжело стучала у меня в ушах — схватил за хвост сочную креветку и высосал ее. Рут обернулась и через плечо сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:
— Дай мне эту сволочь Джулса.
Снова раздался тот звук, который я слышал прошлой ночью; у меня по коже побежали мурашки. Словно что-то рвут, словно ты сел в прогнившее парусиновое кресло, и оно под твоим весом расползлось, уронив тебя на землю. Такое случилось один раз с сумасшедшим Даверсом, все тогда смеялись, точно идиоты. В середине гостиной, на дальней стороне стола, открылась дыра, через которую вплыли пары фимиама. Свечи в серебряных подсвечниках над дубовым алтарем с простым деревянным крестом внезапно задымили и оплыли. Преподобный Джулс, в натуральную величину, озадаченно посмотрел на нас и жестом театральной снисходительности воздел правую руку с кольцом, до запястья затянутую в черное. Его рот только начал раскрываться, а я уже пришел в движение, вцепился руками в край стола, запрыгнул сначала на свой стул, оттуда на стол, пересек его двумя сокрушительными скачками — и уже видел, что невероятное окно в никуда — быть может, в мой собственный мир — расположено слишком высоко, чтобы достать до него.