Игроки Господа
Шрифт:
Джулс играючи перехватил мяч беседы — или, возможно, инструктажа — и повел его вперед, волоча за ним и меня. В физическом смысле. Преподобный кинул в пространство:
— Дай мне Звездную куколку.
Schwelle распахнулся в пронизанную звездами темноту, и преподобный кивнул мне идти туда. Черт побери, а почему бы и нет? Я искал ответы — так, может, они прятались там. Я шагнул за порог, Джулс — за мной.
На той стороне я в замешательстве остановился. Огромное пространство вовсе не было пустым, а огоньки над головой не были звездами. Далеко на востоке — точнее, там, где разгорался рассвет — звездные пятнышки мерцали ярче, словно чья-то гигантская рука подкручивала
О-о-о.
— Это — симуляция.
— Отнюдь. Это — внутренняя компьютронная оболочка Мозга Матрешки. Пусть она тебя не беспокоит, мы всего лишь пройдем через нее. А вот это уже сим. Покажи нам демо-версию Судного дня, — Джулс картинно высоко взмахнул правой рукой, выставив вперед указательный палец. Пробормотал под нос инструкции — и мы мгновенно переместились, однако я не ощутил сбивающего с толку перехода, как ожидал. Это было похоже на слепое пятно в глазу: мозг каким-то образом приспосабливается к отсутствию части изображения и сглаживает его, избавляя вас от беспокойства по поводу исчезнувшего куска пейзажа. Что-то вроде этого, в полностью трехмерном пространстве. Мы полетели, точно стрелы, к маленькому пожарно-красному строению с двумя дверями. Я прищурился от бьющего в лицо ветра. Одна дверь оказалась синей, другая — насыщенно-коричневой. Их края, казалось, мерцали — оптическая иллюзия, создаваемая цветовым контрастом, странным образом более реалистичная, нежели красные кирпичи. Мы остановились перед дверьми.
— Выбери одну.
Пожав плечами, я открыл синюю дверь.
Мы находились на главной площади, полагаю, скандинавского города. Холодный ветер забирался под мою футболку без рукавов и в штанины джинсов. Высокое бледное солнце делало каждый предмет ясным и отчетливым: каменные и бревенчатые муниципальные строения с древними вывесками над окнами, застекленные окошки, скромные магазинчики. Мимо прогрохотал трамвай. По обеим сторонам улицы текла толпа: вышедшие за покупками матроны, пожилой джентльмен с тросточкой, двое неотесанных парней, кидавших влюбленные взгляды на симпатичную девушку, не обращавшую на них никакого внимания, бизнесмены с телефонами «Nokia» — все разнообразие мира в одном флаконе, или его аккуратный срез.
— Что ты заметил?
— Что мне нужна куртка, — и она мгновенно появилась, удобная, подбитая мехом. Ногам тоже стало теплее: я воззрился на ботинки из овечьей кожи, бежевые с белым. — Э…
Я пристально таращился вокруг. Люди бросали на нас заинтересованные, вежливые, мимолетные взгляды и сразу же отворачивались. Они видели…
— Они все северяне, блондины с голубыми глазами, — я всмотрелся еще внимательнее. Эффект оказался потрясающий: я никогда не был в Швеции или Финляндии. — Ни одного брюнета. Наверное, это конструкт. Арийские небеса. Что это, Джулс, чертов Тысячелетний рейх?
— Я же сказал, что это сим. На его создание моей Звездной куколке потребовалось не больше наносекунды.
Да, ты прав, Август, в этом городе — миллион светловолосых людей, и у всех у них голубые глаза. А мы с тобой — аномалии.
Мы шли по мощеной улочке. Джулс остановился у таверны, толкнул дверь и провел меня в душное помещение, провонявшее пивом, потом и пьяным
— Очередной член семейства Зайбэков?
— Только умозрительно, — усмехнулся Джулс. — Видишь коренастого парня в глубине, волочащего бочку с элем? Ее отец. Их тут всего десять, во всем городе, с такой расцветкой, — он поднял палец, и мы снова оказались перед двумя дверьми.
Я вздохнул, поежился, чувствуя, как исчезает с плеч вес меховой крутки, и открыл коричневую дверь.
— Да, это очевидно, Джулс, — вокруг нас сновали или бездельничали темноглазые, обожженные тропическим солнцем люди. С гигантских, дающих тень листьев капала вода — только что прошел дождь. Мы пошлепали по лужам. У прилавка торговца коврами, под брезентовым навесом я увидел семью швейцарских Робинзонов: блондина-отца, блондинов-сыновей, блондинку-мать и блонд инок-дочерей, чужаков в чужой стране. — Надо думать, эти десять — единственные голубоглазые люди во всем городе.
— Да, среди миллиона кареглазых. Итак: предположим, Август, я говорю тебе, что ты и твоя семья пришли из одного из этих двух миров. Какой бы ты скорее выбрал своей родиной?
— Так вот что ты пытаешься мне сказать? Что мы живем среди людей, не похожих на нас самих? Джулс, я это уже понял.
— Слушай внимательно, черт бы тебя побрал! Из какого ты города, с твоими темными волосами и карими глазами?
— Очевидно, что из этого, где миллион таких же, как я. Но это не…
— Но это — да. Насколько бы ты удивился, узнав, что на самом деле принадлежишь к кареглазой семье из первого города, из холодных северных земель, один из десяти похожих на тебя людей в городе, населенном миллионом других?
— Я знаю, к чему ты клонишь, но это…
— Хватит воевать с логикой! Ты предпочитаешь сентиментально думать, что мир, в котором ты вырос, будет существовать вечно!
— Конечно, нет! То есть, я ожидаю перемен.
— Да-да, здесь-то у нас и возникли трения, — словно подтверждая сказанное, Джулс довольно потер руки. — Сколько людей живет в твоем мире?
— Моем? — тут же вскинулся я. — Есть только один мир! — слова дохлой рыбой выпали у меня изо рта. Я прекрасно знал, что существует множество миров — бесконечное множество — потому что только что совершил небольшую безумную экскурсию через некоторые из них, а теперь стоял внутри убедительной симуляции, в месте, которое никак не мог начать себе представлять. — Ну, шесть миллиардов или около того.
— А сколько всего людей жило с тех пор, как первая рычащая тварь произнесла свое первое рычащее слово?
В десять раз больше? В двадцать?
— Да откуда мне знать? Скажи сам.
Мимо нас сновали кареглазые люди, старательно отворачиваясь от моего неприкрытого гнева. Их не существовало. Мне приходилось постоянно себе об этом напоминать.
— За всю человеческую историю, Август, родилось и умерло в двенадцать раз больше людей, чем сейчас снует по твоему глобусу. Но есть еще более занимательный вопрос: что будет, когда наступит равновесие между прошлым и будущим? — Джулс поднял палец, а я пожал плечами и потряс головой. — Все ожидают, что популяция будет продолжать расти вширь и ввысь, размножаясь и расползаясь, по крайней мере, еще некоторое время. Ну, выскажи свое предположение. В каком году от рождества Господа нашего Будды число живых мужчин и женщин превысит число мертвецов — всех покойников, свежих и тухлых, начиная с самого первого человека на африканских равнинах?