Игромания Bet
Шрифт:
Наутро настроение прескверное, потому что это уже, по сути, никакое не утро, а самый разгар рабочего дня, когда все нормальные люди успели провернуть несколько важных дел и самодовольно подумывают о ленче.
А я в постели, напротив, скромно подумывал о завтраке. И чем больше думал о завтраке, тем больше склонялся к тому, чтобы немедленно отправиться в «Вертеп». Самому готовить не хотелось. Можно, конечно, пойти в ресторан, и там наверняка приготовят что-нибудь получше, чем в конторе. Но по «Вертепу» я успел соскучиться за время приключений в Иерусалиме, и наверняка там будут крутить повторы по «плюсу». Приятно — просто
За салатиком посмотрю расписание трансляций на неделю. Может, побалуюсь ставочкой, найду чем занять вечер. И еще, конечно, нужно как-то оправдаться перед Кристиной. Она ведь наверняка считает, что я ее кинул. За один и три — так считает. Или переживает, что чем-то не угодила. Или думает, что я трус. Объясниться, конечно, надо, но как объяснить происшедшее со мной, непонятно. Ладно, сочинится что-нибудь в процессе игры.
Меня встретила любезная уху мелодия. Но если бы автоматы не были грубыми и беспринципными железками, если бы они имели хоть малое подобие души, то они бы выли, стонали, рыдали и проявляли отчаяние… Потому что с ними не было Хвичи. Хвича оставил их. Бросил! Ни в одном закутке «Вертепа» я не обнаружил массивного скошенного затылка с коротким конским волосом.
Там не было Хвичи. Зато наша банда в полном составе. И Клипа, и Ванечка. Ванечка сказал, что у него библиотечный день. Я стал смеяться так, что распугал официанток. (Среди которых не было Кристины!)
— Какой у тебя может быть библиотечный день, если ты сам в библиотеке сидишь?
Ванечка обиделся. Обиделся секунд на десять, а потом решил не оскорбляться, а достойно ответить:
— Если ты интеллигентный человек, то ты читаешь не только те книги, которые у тебя дома лежат. Я должен представлять себе, где и в каком виде хранится тот или иной древний текст, чтобы в любой момент оказать консультацию, чтобы…
— Чтобы стырить и продать! — заржал Клипа. — Что, не правда, что ли? Правда!
Ванечка предпочел замять историю с библиотечным днем и погрузился в размышления о спортивных судьбах человечества. «Линия» настраивала на глобальные переживания, потому что в Сингапуре выбирали столицу Олимпиады-2012. Ванечка приземленно склонялся к «верному» Парижу — за рупь тридцать. Я подбивал Клипу на Лондон — за три и восемь. И чем больше склонял, тем яснее понимал, что «одинар» на Лондон делать не стану. И когда Клипа дозрел и выложил пять тысяч ко мне в долю, я сказал «нет».
— Нет! И еще раз нет! Я буду играть «экспресс», а вы как хотите…
Братство утратило речевые навыки. Хвича, будь он здесь, сказал бы: «Ты слепой, как кот Леопольд!» Это было его любимое выражение. Он всегда путал Леопольда с Базилио. Наверное, лет тридцать назад маленький Хвича в своей маленькой грузинской деревне смотрел маленький черно-белый телевизор, из которого с помехами, рябью и хрипами вырывались мультики
и фильмы на малопонятном русском языке и вдобавок еще с иностранными именами.
Тогда, тридцать лет назад, Хвича был непорочен — если играл, то разве что в футбол проколотым резиновым мячиком. Он почти не понимал, о чем говорили на тарабарщине дяди и тети из телевизора и вообще каким образом они говорили, откуда? Наверное, поинтересовался у мамы, а она ответила — из Москвы. С тех пор Москва стала сказочным царством, в которое
Только в царстве, когда туда прибыл Хвича, уже не оказалось мультяшных котов, лис и прочих тварей, имена которых смешались нелепым образом в дубовой Хвичиной голове. Сказочных тварей не оказалось, зато реальных и злобных тварей — в избытке. Сначала центнеры пагубных порошков в комплекте со шприцами и косяками, а потом алчные железяки! И они подмяли Хвичу. И растерзали его. И вынули из него, как кот Базилио из Буратино, золотые монетки. Может быть, поэтому в его памяти произошло подавление ненавистного образа, замещение его другим.
Так же и в моих олимпийских фантазиях вслед за победой мужественных британцев я уже ясно различал еще один триумф — крошечный-прекрошечный, но такой прекрасный в своей неожиданности.
— Я играю за три и восемь Лондон и, — тут Вселенная затихла, — и тоже за три и восемь беру… в «экспресс»… чистую победу «Петротреста»…
— И сколько ты ставишь? — Клипа распереживался.
— Штукарь! Да, штукарь баксов, — окончательно решился я.
— Ты вышиваешь, — шептал Клипа. — Ты теряешь голову.
— Нет, Клипа, наоборот, включаю голову и понимаю, что надо рисковать. Вот слушай… В последнее время на всяких выборах города-фавориты, как правило, прокатывают мимо. Во Франции недавно был чемпионат мира по футболу, в Америке аж две Олимпиады — в Атланте и Солт-Лейке. Мадрид?.. Ну, может быть… Но там произошли теракты год назад. Поэтому остается Лондон.
— А Москва? — брякнул Ванечка и застыдился, так что я даже не стал отвечать, чтобы совсем не унижать человека.
— «Петротрест» — девять матчей без побед, только сменился тренер, — продолжил я защиту своей позиции. — Рано или поздно они должны выстрелить. У «Сокола» всего одна гостевая победа. С начала года зарплата не выдается — значит, купить матч не смогут. К тому же «Соколу» за три и восемь выгодно против себя поставить. Хоть какие-то бабки! Они точно сольют — говорю тебе. И все вместе… в результате… получается, —- я быстренько помножил в голове, — получается красивая цифра — четырнадцать и сорок четыре. Сплошные четверки! Фартовый коэффициент.
— Но штукарь…
— Клипа, ты стал трусом?
— Я?! — взъярился Клипа. — Да я всегда… самые борзые ставки — ты же знаешь — это мои. Просто я против вышивания. Не надо выпендриваться при своих. Эта ставка — для девочек. Свои парни так не играют — ты же сам понимаешь!
— Я буду играть «Петротрест» вместе с Лондоном. Считай, что ко мне в утреннем сне явился ангел-хранитель первого дивизиона и дал этот совет. Хочешь, ставь нищенский Париж вместе с Ванечкой и дрожи над своими рупь тридцать. На кружку пива с чипсами наскребешь.
Я пошел в туалет. Мне даже не столько хотелось отлить, сколько позлиться на Клипу издалека. Потому что если бы я видел его физиономию перед собой, то мог бы и врезать от раздражения. Как человек может не видеть «верняка»?
Когда я вернулся, Клипа молча отсчитал пятьсот долларов. Ванечка смотрел с ужасом. Он подошел вместе со мной к стойке и поставил триста рублей на свой ничтожный лузерский Париж. Я презирал его. И не мог скрыть это. Он славный малый, но иногда теряет человеческое достоинство — никакой порядочный шпилер не станет играть за рупь тридцать. Это так же неприлично, как пукнуть за столом с девушками.