Игрушка богатого человека
Шрифт:
В какой-то момент, пока его мучил приступ дурноты, Харли успел выключить телевизор. Наконец Нэш пришел в себя настолько, что уже сумел сам удержать в руках мешок. Он весь взмок от пота, как будто второй раз за сутки искупался в озере Мичиган.
— Спасибо, — сказал он, убедившись, что может дышать без мешка. — Где ты разучил этот трюк?
— Мне иногда приходится делать такие упражнения. Насыщать легкие кислородом. Нэш кивнул. Ну конечно.
— Тут нечего стыдиться.
— Верно.
— Не принимай ты так близко к сердцу эту историю с Айви, — сказал Харли. — Это же не твоя вина.
— Ты
Несколько секунд прошли в напряженном молчании.
— Не смотри на меня так, — нахмурился Нэш. — Ты что, с ума сошел? Я ее пальцем не тронул!
— Знаю, знаю. Но никому не говори об этом, а то Айви всю вину свалит на тебя.
Неожиданно для себя Нэш начал говорить и рассказал Харли обо всем, что случилось этой ночью. Когда он закончил, Харли сказал:
— Ты ни в чем не виноват. При сложившихся обстоятельствах вряд ли она позволила бы тебе проводить себя до дому, так что перестань себя корить.
Но Нэш не мог не думать о Саре. Весь день он не отходил от телевизора в ожидании последних новостей.
В тот вечер он сидел на своей разбитой кушетке, держа в руках две фотографии Сары Айви. Он переводил взгляд с одной на другую и обратно, словно следил за теннисным матчем.
На первом фото она была изображена в тот момент, когда думала, что осталась совершенно одна. Она стояла у стены в дамской туалетной комнате, закрыв глаза, запрокинув голову… Беззащитная жертва, подставившая горло под нож.
И вот снимок, сделанный на берегу…
Сияющая. Незабываемая. Сексуальная.
Он обвинил ее в том, что она живет в башне из слоновой кости, а она попыталась сбежать из этой башни.
И что в результате? Поймана. Избита. Возможно, изнасилована.
Руки у него задрожали, и он уронил фотографии. Жалость к хрупкой женщине с огромными серыми глазами болезненно царапнула по сердцу.
“Господи. О господи…”
7
На следующее утро Нэш ел пирог с цыпленком, запивая его тепловатым чаем из пакетика, и одновременно смотрел по телевизору новостную программу с последними известиями о Саре Айви.
— Хотя лабораторные анализы показали, что сперма, обнаруженная при обследовании Сары Айви, принадлежит ее мужу, версия с попыткой изнасилования по-прежнему рассматривается как одна из основных. На данном этапе, если не считать заявления мистера Айви, все остальное — из области предположений, и ситуация не изменится, пока миссис Айви не придет в себя. Ее показания могут пролить свет на случившееся и подтолкнуть буксующее на месте полицейское расследование.
Далее последовало интервью с врачом Сары. Он рассказал о травме головы, о гематоме и кровопотере, о том, что медикам пришлось держать ее под наркозом, пока опасность не миновала.
Изображение вернулось в студию, на экране возникло лицо ведущей — холеной женщины лет тридцати.
— Тем временем, — продолжала дикторша, — Донован Айви отказался покинуть палату своей жены, несмотря на уговоры врачей, уверявших, что ему необходимо хоть немного отдохнуть. Он, не смыкая глаз, дежурил у постели жены — измученный, в измятой одежде, которую не менял целые сутки. Когда медперсонал предлагал сменить его, он отвечал, что не хочет, чтобы его жена, очнувшись, увидела перед собой чужое лицо. — Ведущая программы собрала свои бумаги на столе, выровняла их, придавила рукой и добавила, глядя прямо в объектив: — Полагаю, это свидетельствует о том, что в мире еще не перевелись настоящие мужчины.
Нэш в раздражении выключил телевизор. Донован Айви сумел превратить нападение на свою жену в рекламное шоу. Харли был прав. На этом деле он заработает голоса избирателей. Много голосов.
Монотонный гул. У нее в голове. Голоса. Далеко-далеко.
Шум. Глубокое, успокаивающее ворчание двигателя, доносящееся как будто из подвала большого дома. Перед ее мысленным взором возникла картинка: мощный, вибрирующий от напряжения компрессор и переплетение металлических труб.
Сквозь сомкнутые веки она видела какие-то огни. Они менялись вместе со звуками, казалось, они как-то взаимосвязаны.
Сара медленно открыла глаза.
Свет. Белый. Яркий. Слепящий.
Она закрыла глаза.
Потом. Потом она попробует еще раз.
И вот оно наступило, это “потом”. А вместе с ним — та же потеря ориентации, та же путаница в сознании. Она опять открыла глаза. Это далось ей с трудом: веки были словно налиты свинцом. Просто невероятно…
Белое. Повсюду. Белые стены, белый потолок.
Ослепительно белый свет.
— Дорогая.
Голос Донована.
Потолок накренился. Комната закружилась.
Сара попыталась вспомнить, воскресить в памяти произошедшее. Она была пьяна. Она пошла к озеру Мичиган. Она попыталась утопиться…
Он был там. Нэш Одюбон. Он вытащил ее. Он спас ей жизнь. Как будто такую жизнь стоило спасать.
— Миссис Айви? Как вы себя чувствуете? Глаза у нее закрывались сами собой. Она заморгала, попыталась сфокусировать взгляд.
Доктор Уэстфолл. Между ним и семейством Айви с давних пор наладилось взаимовыгодное сотрудничество. Он давал Саре столь необходимые ей транквилизаторы. Донован щедро оплачивал его труды. Доктор Уэстфолл лечил ее, когда она сломала руку. Он лечил ее, когда у нее был выкидыш. Он был с ней в самые трудные времена, и это бывало так часто, что он стал для нее чуть ли не отцом родным. Пожалуй, его вполне заслуженно можно было назвать выжившим из ума старым дураком, но Сара не могла противиться его доброте. Как врач он был совершенно беспомощен, но она чувствовала, что он относится к ней с подлинным участием. Для Сары это очень много значило. Доктор Уэстфолл был жалок, он вел себя непорядочно, но она была рада его видеть.
— Ну вот вы и снова с нами! Как я рад! — воскликнул он. Его участливый, как у проповедника или гробовщика, голос мгновенно вызвал у нее желание заплакать. — Ну будет, будет. — Он ободряюще похлопал ее по руке. — Ваш муж так беспокоился о вас! Мы все беспокоились. — Потом он обратился к Доновану: — Я оставлю вас с ней наедине на несколько минут.
Наедине? Сару охватила паника. Паника заметалась по комнате, подобно птице, случайно залетевшей в окно. “Нет, не оставляйте меня с ним наедине!” — хотела попросить она.