Игрушка богатого человека

Вейр Тереза

Добравшись до мелководья, Нэш почувствовал, что подживающие пулевые раны у него на бедре и в боку начали тупо пульсировать. Он уже привык к этой боли, появлявшейся всякий раз, когда ему приходилось перенапрягаться. Промокшая насквозь одежда утяжеляла каждое движение, но он ухватился за нос каноэ и вытянул его на берег. Днище лодки с чавкающим звуком проехало по траве. Убедившись, что каноэ никуда не денется, Нэш растянулся на берегу у самой кромки воды: бедро и бок разболелись не на шутку.

— Ты хоть когда-нибудь раньше сидел в каноэ?

Он

поднял голову и увидел Сару. Она стояла над ним, подбоченившись, широко расставив ноги. Не то чтобы злая, скорее раздраженная. Что ж, раздражение — это все-таки лучше, чем страх. Лучше, чем равнодушие!

— Честно говоря, нет.

— В нем нельзя вставать.

— А раньше нельзя было сказать?

Нэш сел глядя, как вода понемногу вытекает из кроссовок. Вообще-то, даже если бы он знал заранее, это ничего не изменило бы. Он терпеть не мог мышей.

Он стянул с ног кроссовки и вылил воду, потом стащил мокрые носки, украдкой бросив взгляд на Сару. Она по-прежнему казалась очень хрупкой — это было первое, что бросилось ему в глаза, как только Нэш переступил порог кафе. Она слегка загорела, и загар придавал ей обманчиво здоровый вид. Как всегда, грациозная, как всегда, худая… пожалуй, даже чересчур худая. И как всегда, у нее были темные круги под глазами. В чем-то ее состояние заметно улучшилось по сравнению с тем, что было в последний раз, когда он ее видел, но в чем-то другом оно ухудшилось. Невозможно было не заметить, как по временам дрожат ее руки, как она, пытаясь скрыть это, стискивает кулаки с такой силой, что белеют костяшки пальцев.

Нэш выжал из своих носков воду. Изначально они были белыми, но теперь стали серыми.

— Прости мне эту дурацкую шутку… про умение плавать.

Сара тоже сняла свои тенниски и теперь сидела на траве, обхватив согнутые колени и глядя вдаль, на другой берег пруда. Нэш не дождался от нее ответа, вздохнул, завел руки за спину и стащил с себя мокрую рубашку. Он выжал из нее воду, вытряхнул и расстелил на траве.

Подняв голову, он увидел, что взгляд Сары устремлен на его бок со шрамом от пулевого ранения. О черт! Шрам был все еще свежий, красный, рельефный, поперек рубца отчетливо виднелись следы швов. Не слишком приятное зрелище. Не надо было снимать рубашку.

— Твой бок.

Сара смотрела на него с ужасом, но не могла отвести от шрама глаз. Нэшу никогда раньше не приходилось испытывать чувство неловкости. Ощущение было не из приятных. Его охватило неодолимое желание прикрыться. Поборов его, Нэш вытянулся на земле, подложив руки под голову.

Трава оказалась на удивление мягкой. Зеленые колоски на высоких стеблях качались у него над головой. Снизу казалось, что они достают до неба. Ветерок овевал его влажную кожу. Его мысли вернулись к тому, о чем Нэш уже думал раньше. Бывают на свете шрамы пострашнее телесных.

— С таким боком я как-нибудь проживу, — выговорил он наконец.

С этими словами Нэш закрыл глаза в надежде, что на том разговор и кончится.

Солнце согревало его грудь, светило красным сквозь закрытые веки. До него доносились звуки, которых он раньше не замечал. Громкие, но умиротворяющие, совершенно не похожие на городские шумы, к которым он привык. Жужжание насекомых. Пение птиц. Далекое и близкое. Невыразимо сладкое.

— Иногда, — задумчиво проговорила Сара, видимо, отвернувшись от него, — мне кажется, что я его вижу. Мне кажется, что он следит за мной…

Сердце у него сжалось. Нэш ждал, не зная, что последует дальше, и опасаясь продолжения.

— Я… — Она замолчала, потом начала снова: — Я стараюсь не вспоминать тот день… в кухне… но у меня… как будто в мозгу отпечатался его образ. Он возникает в памяти, когда я меньше всего этого жду. Принимаю у кого-нибудь заказ в кафе, и вдруг передо мной он…

У нее вырвалось рыдание.

Нэш открыл глаза и сел. Сара сидела спиной к нему, обхватив руками колени. У него сердце разрывалось от жалости.

— Сара, не плачь.

Он не мог выносить ее слез. Он привлек ее к себе, крепко обнял, ее мокрая блузка холодила его грудь.

— Я хочу, чтобы он исчез, — сказала она приглушенным голосом.

Продолжая обнимать Сару, Нэш принялся гладить ее по мокрым волосам.

— Когда-то у меня была дочь, — начал он неожиданно для себя. Нэш никогда никому не говорил того, о чем сейчас собрался рассказать Cape. — Дом, гараж на две машины. Я был учителем. Знаю, знаю, в это трудно поверить. И вот однажды… мою дочь убили. Один из тех бессмысленных актов уличного насилия, для которых у разумных людей нет объяснения. От таких вещей просто цепенеешь и без конца тупо спрашиваешь себя: “За что, за что, за что?”

— Ты убил его. — Это был не вопрос, а утверждение. — Человека, который убил твою дочь. Пауза.

— Да. Но я не смог спасти Галлей. Я не смог уберечь мою маленькую девочку.

— Но зато ты, возможно, уберег других детей, — возразила Сара. — Других маленьких девочек.

— Да.

Она мгновенно нашла тот единственный довод, который помогал ему держаться все эти годы — после того, как он потерял Галлей, и до того, как обрел Сару.

Она подняла голову и посмотрела на него. Ее мокрые ресницы слиплись и заострились, глаза были полны слез.

— Иногда, — прошептала Сара, — мне снится, что Донован убил тебя. — Она сглотнула. — И сон кажется таким реальным, что я просыпаюсь с мыслью, что ты умер. — Сара опустила взгляд и дрожащими пальцами дотронулась до его шрама. — Когда я думаю о том, что чуть было не случилось…

Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе.

— Но не случилось же! Я жив.

Медленно, осторожно, чтобы не испугать ее, Нэш наклонился к ней. Его губы скользнули по ее губам… и ему показалось, что она слабо вздохнула. Он стал целовать ее. Очень нежно, сдерживая себя. Влажные губы скользили по влажным губам, тихое дыхание смешивалось с тихим дыханием.