Игрушка для драконов
Шрифт:
— Я не знаю, что вас интересует, — пролепетала я, стараясь смотреть не на мужчину, а на вазу с фруктами, что стояла между нами на столе.
— Мы договорились, кузина, впредь обращаться друг к другу на "ты", — поправил меня Кеннет. Рикард молча сидел рядом и смотрел на меня с улыбкой.
— Мы теперь все друг другу близкие люди, — продолжил Кеннет.
Несмотря на открытые окна и дверь, было душно. В горле саднило от приторного вина. Я облизала пересохшие губы и начала рассказывать о своей семье, но не успела договорить даже пару фраз.
— Лучше вместо сухих фактов, которые можно найти в любой родовой книге, расскажи мне о том, что ты любишь. Какую одежду, еду, вещи… — донёсся до меня голос Кеннета, будто издалека. Дрожащей рукой я поставила бокал на стол, чтобы не уронить.
— Мне нехорошо, — сказала я, повернувшись к Мужу. Он в ответ нежно сжал мою руку:
— Я отнесу тебя наверх, — мягко произнёс он, гладя меня по голове.
— Да, я хочу отдохнуть, — пошатываясь, я встала, но тут же рухнула в объятия мужа. Комната плыла передо мной, я всё никак не могла сфокусировать взгляд.
Путь наверх я не помнила. Очнулась только, когда Рикард бережно опустил меня на кровать. В спальне было прохладнее, чем внизу, это тут же вернуло мне силы. Я села на постели и сквозь туман посмотрела на обоих мужчин. В голове шумело, по телу разливалась странная истома.
Попытавшись произнести заклинание, способное вернуть мне ясность мысли и на краткий миг придать сил, я поняла, что не помню слов.
— Эмили, дорогая, — Кеннет присел рядом и взял меня за руку. — Мы хотим, чтобы ты по-настоящему вошла в нашу семью. Не сопротивляйся и обещаю: тебе понравится!
Я попыталась вырвать руку, но она словно мне не принадлежала.
— Не трать слов! — раздражённо проговорил Рикард, стоя спиной к окну. — Вечно ты болтаешь попусту! Она не будет сопротивляться.
Муж сделал акцент на слове «она». Я же сидела безучастным зрителем, не совсем понимая, зачем они находятся в спальне и о чём говорят.
— Ну, кто первый? — насмешливо спросил Кеннет. Он откупорил бутылку игристого вина, оставленного заботливой рукой в ведёрке со льдом.
Пенистое выстрелило, но мужчины не стали наполнять бокалы, а по очереди глотнули из узкого горлышка. Смех и шутки кузенов казались сейчас неуместными. Мы были не в гостиной, а в супружеской спальне, куда нет доступа посторонним.
— Неважно, брат, — донёсся голос мужа.
Мне же нехорошо, почему они не уходят? Но спросить об этом я не смогла.
Кеннет в два шага оказался рядом и оголил мне плечи, целуя и поглаживая их.
— Не… надо, — пролепетала я, разомкнув слипшиеся губы. Но неожиданно для меня тело требовало продолжения ласк. Желание росло и становилось нестерпимым, заслоняя разум и мораль.
Я застонала и приоткрыла губы, между которыми тут же проник язык деверя. Он обследовал мой рот, целуя не спеша, аккуратно, но властно. К своему стыду я ему ответила.
Кеннет опрокинул меня на спину. Его проворные пальцы, неторопливо обнажающие моё тело, сводили с ума, я хотела, чтобы чужой мужчина ворвался в меня и жёстко отымел. В глубине души я почувствовала стыд от одной только мысли, что лежу раздетой с разведёнными ногами перед братом мужа.
Молчаливо, одним взглядом я попросила помощи у мужа, но его силуэт расплылся перед глазами. Я услышала только возбуждённый голос:
— Говорил же, что проблем не будет. Смотри, она сама хочет, — и Рикард провёл рукой по внутренней поверхности моего бедра, погрузив пальцы в лоно. Я больше не могла сдерживать стон и начала подмахивать бёдрами в такт движению руки мужа. Желание превратилось в боль, мучающую меня. — Снадобья Винкуса всегда работают отменно.
— Пожалуйста… Не надо, — пролепетала я, моля, чтобы они не послушали. Вскоре я совсем перестала видеть, последние краски уходящего дня померкли перед глазами.
Меня ласкали мужские руки, целовали чужие губы, соски горели от лёгких укусов.
— Рикард, я хочу тебя, — закричала я, и мужской член ворвался в моё увлажнённое лоно, причинив именно такую боль, какой я и хотела. Мужчина лёг сверху и заставил закинуть ноги ему на спину. О, это было чудесно и волшебно, муж сразу взял нужный ему темп, член скользил внутри меня, каждый раз проникая всё глубже, почти разрывая, но и даря удовольствие болезненного соития. Рикард использовал меня, как, вероятно, имеют портовых девок изголодавшиеся по женским прелестям моряки. Моё терзаемое мужским органом лоно сочилось влагой, я готова была кричать от животного довольства, но только кусала губы.
— Кончи в меня, Рикард, — закричала я в исступленном желании ощутить внутри его семя и утолить жар и гон, владевшие мной. Моё желание тут же исполнили, я, как истинная похотливая самка следом за супругом испытала высшее наслаждение. Оно было столь ярким, что первое время я не могла отдышаться, прижимаясь к супругу, чей мужской орган всё ещё был во мне.
— Я не Рикард, — прошептал мне на ухо чужой мужчина, покусывая мочку. — Но сделал всё, как ты хотела.
Вкрадчивый насмешливый голос вторгся в мою негу и вдребезги разбил удовольствие. Мужчина покинул тело, меня бил озноб, как от холода. Зрение ещё не вернулось, я не понимала, что происходит. Сознание ухватилось за спасительную нить: это просто кошмар, дурной сон, морок. Сейчас я очнусь в постели, и рядом будет муж, который обнимет меня и крепко прижмёт в себе.
Кто-то сел рядом и погладил меня по спине. Лёжа на боку, я вздрогнула, но обернулась на звук:
— Что ты испугалась, дурочка? — ласково произнёс Рикард. — Тебе же понравилось, а я совсем не сержусь.
— Я ничего не вижу, — плача, прошептала я, хватаясь за родную руку.
— Это скоро пройдёт. Немного переборщили со снадобьем. А пока тебе не надо видеть, достаточно того, что мы любуемся твоим телом, — голос изменился. Теперь мужчина говорил с плохо скрываемым раздражением. — Только не плачь, я ненавижу женские истерики на пустом месте!
Муж легонько толкнул меня в спину, я оказалась на животе, придавленная его телом, разгорячённым желанием.
— Покажи, что ты мне рада, — прошептал Рикард и, огладив по спине, легонько шлёпнул по ягодице. И снова мужской член коснулся преддверия лона, в которое ещё недавно излил семя другой партнёр. Я пыталась рассказать об этом мужу, в глубине души понимая, что братья просто смеются на моей беспомощностью и растерянностью. Но поверить в это и принять жестокую правду было выше моих сил.