Игрушка для генерала
Шрифт:
— Меня зовут Мила, а не ВВ13.
Они застыли в изумлении, видимо, не ожидая, что я заговорю с ними, а я взяла еще одну дольку апельсина и теперь уже, действительно, ушла. Нам действительно не о чем говорить. Между мной и ими тоже пропасть. Я вообще себя чувствовала в каком-то замкнутом пространстве, на каком-то клочке земли, окруженном бездной, и вдалеке я видела такие же острова, но ни мне, ни их обитателям никогда не дотянуться друг до друга. Точнее, они то, могут, а я нет.
Этой ночью я так и не смогла уснуть. Я, как обычно, долго смотрела на ворота и когда поняла, что и сегодня он уже не приедет, мною овладела тоска. Мне кажется, так
Дождалась, пока в доме погаснет свет и стихнут все звуки.
Сама не заметила, как оказалась в той части дома, где раньше никогда не бывала. Сердце колотилось от понимания, что я совершаю то, за что меня могут наказать, но любопытство оказалось сильнее, чем доводы рассудка. Было еще нечто, что развязывало мне руки. И это нечто — осознание, что я нужна. Пусть для каких-то пока не понятных мне целей, но все же нужна. Иначе меня убили бы еще тогда, вместе с охранниками закрытого блока. Завидная уверенность, неизвестно откуда появившаяся у бесправной игрушки. И дикое желание быть там, где бывает он. Где проводит много времени.
Я прошла на носочках по зеркальному полу, чуть приподняв подол длинной юбки.
Затаилась возле двойной двери, прислушиваясь, а затем отворила ее и зашла в комнату. Закрыла глаза, наконец-то чувствуя его запах намного явственней, чем во всем доме, с восторгом понимая, что мне это было нужно. Несколько секунд наслаждалась, а потом обвела спальню любопытным взглядом, сделала несколько шагов. Я трогала его вещи, проводила ладонями по рубашкам в шкафу, по запонкам на комоде. Я даже осмелилась упасть навзничь на широкую постель и смотреть на свое отражение в зеркале на потолке. Мое бледное лицо, черные пряди волос, раскиданные по бордовому шелку наволочек и покрывала, а в голове вспыхнули дикие фантазии, о том, что я на этой постели вместе с ним. Это было очень интимно это, словно касаться его самого без спроса.
Потом я снова ходила по комнате почти физически ощущая его присутствие здесь, представляя, что именно он мог делать, когда оставался один. Подошла к окну и с удивлением обнаружила, что и эти окна выходят на ту сторону, где посажены розы, более того из его окон видно мои собственные.
Я остановилась у стола, рассматривая бумаги. Потрогала бумагу пальцами, в углу каждого листа выбито два слова. Потянулась к карандашу, взяла дрожащими пальцами и попыталась вывести буквы у края бумаги. Я так увлеклась, что не услышала, как дверь распахнулась и когда раздался голос Клары на несколько тонов выше, чем обычно, я вздрогнула и уронила карандаш. Она буквально взвизгнула:
— Ты что делаешь здесь?
Глава 12
Я спрятала лист за спиной. Клара смотрела на меня с нескрываемой ненавистью. Она словно сама испугалась. Не ожидала увидеть меня здесь…или сама не должна была находиться в этой комнате.
— А вы? — вырвалось само собой, и пальцы смяли лист.
— Что у тебя в руках? Ты что-то украла, дрянь?
Я сделала шаг назад, быстро оторвала кусок, на котором успела вывести имя и смяла в пальцах другой руки.
— Протянула
Я прищурилась и не сдвинулась с места. Пусть попробует отобрать. Всплеск ярости достигал того же уровня, как тогда в закрытом блоке и, видимо, Клара что — то увидела в моих глазах. Что такое, что останавливало её от того, чтобы напасть на меня. Да, агенты могут быть очень опасны, ведь меня тоже учили убивать.
— Тварь, — процедила сквозь зубы, — я покажу тебе, где твое место.
Через несколько секунд в комнату ворвалась охрана, один из них уже был мне знаком. Они набросились на меня, а я успела сунуть клочок бумаги в рот и проглотить, в тот момент пока яростно сопротивлялась им. Клара подошла ко мне несколько секунд смотрела в глаза, и я видела, как расширились от злости её зрачки:
— Что ты там написала?
— Не ваше дело, — огрызнулась я, понимая, что меня все равно накажут, а может даже и убьют за эту вольность, но остановиться уже не могла. Иногда есть предел, за которым срывает все планки. Я своего достигла в отношении нее.
— Сука! — звонкая пощечина заставила зажмуриться и в ушах зазвенело, — Что ты там написала, дрянь?
Я упорно молчала, а она ходила передо мной взад и вперед.
— Десять ударов. По рукам, по пальцам. И в карцер до приезда Хозяина. Он решит, что с ней делать.
— Клара, я бы… — я узнала голос.
Она метнула взгляд полный ненависти на Льва, личного помощника Владимира.
— Ты бы лучше молчал и выполнял приказ.
— У меня приказ охранять, а не бить, — возразил тот.
— У тебя приказ во всем подчиняться мне во время отсутствия твоего Хозяина, и этот приказ важнее любого другого. Ты же не хочешь ослушаться и быть наказанным, Лев?
— Мне приказано её охранять, — упорно повторил тот.
— Вот и охраняй её в карцере. Вломиться в комнату Хозяина, трогать его вещи, писать что-то на официальном бланке — этого достаточно, чтобы генерал содрал с нее кожу живьем.
— Генерал, но не вы.
— Десять ударов, я сказала. Всё. Уведи ее отсюда
Когда они били меня по запястьям, я зажмурилась и снова мысленно писала его имя. Выводила букву за буквой. Я ведь знала, что за это последует расплата. За все приходится платить… Я заплатила несколькими минутами боли, красными рубцами, за возможность писать его имя. Я считала, что оно того стоило. Я еще даже не предполагала, какую боль готова буду вытерпеть ради него.
А потом меня бросили в карцер где-то в недрах этого дома. В кромешную темноту, в запах сырости и ржавчины. Они не видели, что я улыбаюсь. Наверное, это привело бы их в состояние ужаса.
«Владимир, возвращайся домой… я хочу просто знать, что ты где-то рядом, вдыхать твой запах и слышать твой голос. Вова… я же могу называть тебя так про себя»…
Я бы не сказала этого вслух, но про себя звала его, даже не осознавая этого. Любовь играет с нами злую шутку — мы хотим видеть хорошее там, где его нет и быть не может. Я все еще была полна своими детскими иллюзиями. Я видела его другим, не таким, каким видели другие. Почему? У меня нет на это ответов. Влюбленные смотрят сердцем, а не разумом. А мое сердце уже принадлежало ему. Вот так просто. Без причин и следствий, без какой-либо отдачи, без надежды на взаимность… Даже больше — я бы и не посмела на что-то надеяться. Где я, а где он? Небо и земля. Точнее, небо и грязь. Черное небо и черная грязь. Общий у них только цвет, но они далеки друг от друга.