Игрушка для негодяя
Шрифт:
— Так мы крадем Яну или нет? — с ожиданием и затаенным азартом уточняет Алекс.
— Нет, — массирую переносицу. — Пусть живет себе. С ней возни столько. Опять начнет истерить, убегать, кричать. Ложками и кружками бросаться.
— Ты прав, — Настя вскакивает на ноги и вприпрыжку шагает к двери. — Пусть живет. Найдет себе молодого, энергичного и позитивного мужика, с которым она будет счастлива, а ты, я так понимаю, будешь наблюдать со стороны и поскрипывать зубами от злости.
— Она не успела развестись, как ты ее уже замуж отдаешь?
Прячу
— А чего бы такую красавицу замуж не отдать? — Настя заливисто смеется, а у меня в груди вскипает ярость. — С двумя ей не повезло, но с третьим все будет чики-пуки. Женщины после развода расцветают, поэтому вокруг Яны появится множество мужчин.
— Иди спать, Настя, — нарочито спокойно говорю я, с трудом усмиряя в себе беспричинную ревность.
— Я вот и забежала пожелать тебе добрых и хороших снов, — воркует она у двери. — Или ты сегодня опять на ночь глядя сорвешься к очередной шлюхе?
Удивленно крякнув от грубости, что была сказана ехидным голоском, разворачиваюсь на пятках в сторону Насти и приподнимаю брови:
— Это еще как понимать?
— Ой, вырвалось, — Настя с детским притворством округляет глаза и скрывается за дверью. — Ой, не подумала.
Глава 15. Гость
Закрываю дверь за грузчиками и, решительно вздохнув, оглядываю коробки и большую клетчатую сумку. У меня не так много вещей, на самом деле, поэтому должна быстро разобрать пожитки.
Квартирка маленькая и чистая. В комнате — новый диван из икеи, шкаф купе, вместительный комод и белые обои без рисунка, на кухне — небольшой обеденный стол, скромный гарнитур из нескольких ящиков, холодильник и электрическая плита на две конфорки. Мне хватит.
Был вариант снять комнату, но я решила, что я уже не в том возрасте, чтобы жить с соседкой студенткой. Мне сейчас очень важно уединение, чтобы была возможность в одиночестве поплакать, поистерить вдоволь и постенать на несправедливость жизни: я осталась у разбитого корыта, и скоро меня точно накроет депрессией. Моей твердой решительности хватит ненадолго, и обязана подготовить уютную норку для тоскливых вечеров и ночей, которые будут меня терзать эротическими кошмарами с Родионом в главной роли.
Он мне снится. И тот разврат, который он со мной творит, смутил бы любую прожженную блудницу. И даже в грезах я получаю от его призрачных жадных поцелуев, объятий и грязных ласк удовольствие. Я кончаю во сне и со стонами просыпаюсь, а промежность тянет требовательной болью и спазмами.
Я не страдаю по Сергею, чья мать меня достала звонками и причитаниями, что в семье случаются неурядицы и важно их вместе преодолеть. Подумаешь, меня продали за сто пятьдесят тысяч долларов, а к ней ввалились несколько бандюганов в поисках сыночки-корзиночки. Это мелочи! Любовь преодолеет все! Конечно, он же к ней вернется и ей теперь
Повторюсь, я не страдаю по Сергею. Нет. Меня терзает злость и досада, что Родион подразнил меня, убедил в том, что меня ждут две недели принуждения к близости во все, как он выразился, щели, а потом взял и выпнул в мою скучную и унылую жизнь.
Я же морально настроилась, в конце концов! Я приняла судьбу бесправной игрушки, а тут раз и: иди решай проблемы и собирай жизнь по осколкам. Какие мы, блин, благородные! Ураганом ворвался, все разрушил, членом помахал и все! Хватит тебе, Яночка. Теперь во снах прокручивай возможные варианты и позы, которые бы могли меня в реальности порадовать.
Громкий стук в дверь отвлекает меня от злости и коробки с книгами и безделушками. Неужели что-то забыла в машине у грузчиков? Пробегаю глазами по коробкам, на которых для удобства чиркнула числа черным маркером, и вздыхаю: не вижу номера три, но мне простительна рассеянность. Я в процессе развода, продажи квартиры и закрытия ипотеки.
— Иду! Секунду!
Щелкнув защелкой, распахиваю дверь и замираю в недоумении. Я что-то не припомню среди приземистых и смуглых азиатов высокого, широкоплечего и бородатого мудака, которого не хочу видеть на пороге своего логова.
— Дорогу уступи, — тихо и зло говорит Родион, держа коробку под номером три, в которую я сложила тарелки и столовые приборы.
— Вали нахрен! — рявкаю я и хлопаю дверью.
Руки трясутся, в горле моментально пересыхает и в области загривка волосы шевелятся от волнения и страха.
— Открой.
— Нет! — взвизгиваю я. — Пошел прочь!
Отхожу от двери на несколько шагов и прижимаю кулаки к лицу. Зачем он явился? Он же меня отпустил и долг Сергея с сомнительной добродетелью простил.
— Оставь коробку и проваливай!
И происходит следующее: грозно поскрипывает скважина, замок в зловещей тишине несколько раз щелкает и дверь отворяется. Родион трясет ключами, прячет их в карман и поднимает коробку с пола.
— Что же, Яночка, я сам справился, — вальяжно проходит в прихожую, ставит коробку у обувной полки и невозмутимо закрывает дверь.
Наблюдаю за ним, онемев от шока, и у меня дергается левый глаз.
— Какого…
— Нет тех дверей, которых я бы не открыл, — смахивает пыль с рукава темно-зеленого пиджака из тонкой шерсти и обнажает зубы в оскале, — а если не открою, то выломаю.
— Уходи, — отступаю и сжимаю кулаки.
— Пришлось хозяйке квартиры сказать, что я твой опекун, — Родион делает пару бесшумных шагов ко мне, — и что за тобой надо присмотреть.
— Какой к черту опекун?! — в отчаянии рычу я.
— А вот у хозяйки квартиры не возникло вопросов, — небрежно пожимает плечами.
— Ты же отпустил меня… — голосок у меня тоненький и дрожит, но не от страха, а внутреннего трепета. Кашлянув, понижаю голос, чтобы быть уверенной и строгой. — Разве нет?