Игрушка из Хиросимы
Шрифт:
Раздав деньги, Мизуки произнесла небольшую пламенную речь перед родственниками. Выступление ее было построено очень грамотно. Сначала она напомнила о их общей принадлежности к древнему славному роду, с которым когда-то считались даже императоры. Затем коротко обрисовала черными красками Хозяев и процитировала их угрозы. А закончила гневными риторическими вопросами, на которые следовали дружные ответы собравшихся, выкрикивающих хором «да» или «нет», в зависимости от обстоятельств.
— Так позволим мы истребить наш род каким-то жалким выродкам? — выкрикивала Мизуки, вошедшая
— Не-е-ет! — ревели мужчины.
— Забьемся ли трусливо в норы, ожидая, пока нас прикончат по одиночке?
— Не-е-ет!
— Хватит ли у нас мужества и сил справиться с жалкой кучкой негодяев?
— Да-а-а!
— Боимся ли мы их?
— Не-е-ет!
— Значит, мы готовы дать им решительный бой?
— Да! Да! ДА-А-А!!!
Конечно же, не знающий японского языка, Бондарев мог только догадываться о смысле слов, но он угадывался легко. Потрясающие кулаками мужчины были достаточно воодушевлены, чтобы идти в бой. Мизуки сумела польстить им и объединить их против общего врага — в лучших традициях великих полководцев.
Разумеется, не могло быть и речи о том, чтобы эта разношерстная толпа дядюшек и племянников Мизуки одержала победу над вооруженными террористами. Достаточно было выстрела, чтобы обратить родственников в бегство, но Бондарев надеялся, что до этого не дойдет. Их преимущество состояло в том, что они были многочисленны. Завидев такую толпу, да еще частично вооруженную, Хато Харакумо вряд ли отважится отдать приказ открыть огонь. Будет слишком много шума и крови, чтобы избежать огласки. Даже если бы вся полиция Хиросимы тайком сочувствовала Хозяевам северных территорий, ей придется провести полномасштабное расследование, за которым станет пристально следить весь мир. Таким образом, вероятность перестрелки составляла ноль целых сколько-то там тысячных процента.
И все же, дабы родственники чувствовали себя увереннее, следовало разрешить им держать оружие при себе (тем, у кого имелись соответствующие документы). Ну а чтобы они в запарке не перестреляли друг друга и не покалечились сами, Бондарев устроил небольшой инструктаж.
Для начала он собрал родичей Такахито в опустевшей столовой, где произвел инспекцию наличествующих стволов. Их было восемь. Китайские штамповки, один полицейский «кольт», пара «беретт» и древний наган, предъявленный старшим племянником Мизуки. Состояние оружия показалось Бондареву ужасающим. Никому и в голову не пришло почистить пистолеты перед применением. Если бы племяннику вздумалось спустить курок, то он в лучшем случае остался бы без руки или без глаза.
Раздав ополчению ветошь и смазку, Бондарев показал, как следует ухаживать за оружием, а когда оно было приведено в порядок, объявил:
— Патроны я изымаю. Если у кого-то есть запасные обоймы, прошу сдать. Стрельба исключается.
Когда Мизуки перевела родственникам его слова, они зароптали:
— Это наши патроны, наше оружие!
— Мы хотим дать бой!
— Почему иностранец учит нас, как нам быть с нашими собственными пистолетами?
К негодующим владельцам оружия присоединились и остальные мужчины, которым надоело шляться по дому без дела.
Дублируя их участившиеся выкрики, Мизуки растерянно смотрела на Бондарева. Он властно поднял руку, призывая собравшихся замолчать, и, когда они подчинились, произнес:
— Переводи, Мизуки… Мы здесь не для того, чтобы спорить. Мы здесь для того, чтобы уладить известную вам проблему. Я вижу, что все вы люди отчаянной храбрости, поэтому и не могу допустить кровопролития. Такие решительные мужчины, как вы, не останавливаются, пока не доведут дело до конца.
Бондарев негромко говорил, а Мизуки звонко выкрикивала в наступившей тишине:
— Мы не можем позволить себе перестрелять террористов как собак, хотя они заслуживают этого. Япония — одна из самых передовых стран мира, поэтому ее граждане обязаны соблюдать закон и порядок. Суд Линча для неотесанных янки. Японцы не имеют права устраивать самосуд.
— Но зачем тогда нас сюда созвали? — воскликнул пожилой мужчина с пергаментно-желтым лицом, похожим на маску из папье-маше. В руках он сжимал двустволку, которую до сих пор умудрялся скрывать под плащом или где-то еще.
— Нам нужно много людей, — объяснил Бондарев. — Много свидетелей, с которыми будут вынуждены считаться и те, кто захватил фабрику, и полицейские. Оружие приберегите на самый крайний случай. Ваши автомобили сейчас гораздо важнее пистолетов.
Он умолк, давая Мизуки возможность донести его мысль до родственников. А когда она замолчала, принялся излагать свой незатейливый план:
— Мы поедем на фабрику среди бела дня, не скрываясь. Пусть все видят караван наших машин. Я буду двигаться впереди и снесу ворота своей «Тойотой».
— Она слишком легкая, — заметил одноглазый японец в костюме, подошедшем бы владельцу похоронного бюро. — Возьмите мой джип, мистер Железняк.
— С удовольствием, — приложил руку к сердцу Бондарев. — Большое спасибо. А теперь слушайте дальше. Охранники переполошатся, но они не будут знать, что делать с такой оравой, как наша. К тому же к этому времени должна подоспеть полиция, заблаговременно вызванная миссис Такахито. — Он указал ладонью на Мизуки, продолжавшую переводить его слова. — Ваша задача… и моя тоже… проследить за тем, чтобы блюстители закона выполнили свою работу должным образом. Мы настоим, чтобы в нашем присутствии был произведен обыск, и не позволим Харакумо и его сообщникам избегнуть ареста.
— Но многие Хозяева останутся на свободе, — напомнил Такахито-старший, прямой, будто весь он был насажен на длинный тонкий кол. — И они попытаются отомстить моей дочери. Что будет с ней, когда она останется одна?
— Отец! — воскликнула Мизуки.
— Она не останется одна, — сказал Бондарев. — Я буду с ней, пока ей будет угрожать опасность. История получит огласку, так что взрывоопасные игрушки в Россию не попадут. Поживу в Японии. Мне нравится ваша страна.
«Но не настолько, чтобы задержаться здесь дольше, чем на неделю», — добавил он мысленно и в который раз подивился своему цинизму. Впрочем, без этого ему следовало устроиться учителем в младших классах или церковным проповедником.