Игрушка из Хиросимы

Шахов Максим Анатольевич

— Толстяк, тебе может прийти в голову, что, пока я летаю, ты успеешь вызвать полицию, которая упечет меня в каталажку, а ты останешься с наваром. Предупреждаю, это было бы самой большой ошибкой в твоей жизни. — Бондарев спрятал пистолет и стоял перед японцем безоружный, но от этого не менее грозный. — Слышал что-нибудь про русскую мафию? Твой клуб сожгут, а тебя закатают под асфальт или закопают живьем в землю. Но перед этим подержат на твоем брюхе включенный утюг, пока все твои внутренности не прожарятся до хрустящей корочки. Поэтому соблюдай

благоразумие. Останешься при деньгах и, что самое главное, живой.

Тайти кивнул, но казался невменяемым. Видно, от ужаса у него что-то перемкнуло в голове. Нужно было его успокоить. Бондарев сменил жесткий тон на мягкий, почти масляный:

— Я буду отсутствовать не час, а три. За каждый лишний час заплачу по двойному тарифу. И керосин, который ты залил, оплачу. Только соблюдай благоразумие. Ты ведь умный человек?

Тайти снова кивнул. В его взгляде проснулось что-то похожее на понимание. Подмигнув ему, Бондарев направился к вертолету.

— Увидимся часа через три, — пообещал он, перекрикивая шум разгоняющихся лопастей.

«Сукоши Хачи» легко взмыл в зимнее небо. Поднявшись на километровую высоту, Бондарев взял курс на юг. Бомбардировщик он раздобыл. Теперь требовалось добыть бомбы.

43

Вертолет жужжал, как исполинское насекомое, выискивающее добычу над фермерскими полями, раскинувшимися вдоль берега реки Ота. Он завис не слишком высоко и не слишком низко, так, чтобы не привлекать к себе внимания и иметь хороший обзор.

На всякий случай Бондарев то и дело осматривал горизонт, чтобы не напороться на полицейский воздушный патруль. Но основное его внимание было сосредоточено на особняке Такахито, который стоял на открытом холме, окруженный ухоженными лужайками, зеленеющими даже в эту пору года.

Бондарев понимал, что тратит время и горючее, но ничего не мог с собой поделать. Ему хотелось увидеть Мизуки, перед тем как он исполнит свой долг камикадзе. И пусть она тоже увидит его. Чтобы хоть кто-то знал о том, куда подевался майор Бондарев. На тот случай, если Боровому вдруг захочется выяснить судьбу подчиненного, пропавшего без вести в далекой Японии.

Решившись, он перелетел через реку и стал плавно опускаться, чтобы приземлиться прямо на лужайке перед домом. Во время снижения его глаза придирчиво осматривали улицы, прилегающие к ограде.

Хозяева северных территорий были здесь — Бондарев заметил пару подозрительных автомобилей, припаркованных у тротуара. Мужчина, прогуливавшийся возле одного из них, торопливо забрался внутрь при виде вертолета. Другой мужчина высунул голову в окно второго автомобиля и тут же втянул ее обратно.

Не обращая на них никакого внимания, Бондарев посадил вертолет напротив дома. Из приоткрывшейся входной двери высунулась двустволка. Другое ружье уставилось на вертолет с балкона. Он поспешил выбраться из кабины и, приветливо помахав руками, крикнул:

— Это я, Константин! Где Мизуки?

Хозяйка

дома и ее секретарша бросились к Бондареву из распахнувшейся двери. Кйоко бежала сломя голову, как девчонка, которую поманили подарком. Бег Мизуки был грациозен, но Бондарев смотрел на ее лицо и видел, что оно преисполнено счастья. Он почувствовал, как тревога и нерешительность покидают его. Только что он считал себя камикадзе, пилотом-смертником, которому не суждено вернуться обратно. Теперь же понимал, что не мог не встретиться с Мизуки вновь.

— О, Константин, — воскликнула она. — Мы думали, что ты погиб!

— Думали, что погиб, — эхом откликнулась Кйоко, глядя на Бондарева глазами преданного щенка.

— Мне позвонил Шушуми… то есть Макимото, — стала пояснять Мизуки. — Это было утром. Он сказал…

Эстафету перехватила Кйоко:

— Он сказал, что Хозяева северных территорий заманили тебя в какое-то пустынное место и там убили.

— Я хотела ехать тебя искать, — сказала Мизуки, — но не знала, куда.

— Макимото ошибся, — отчеканил Бондарев. — Не Хозяева меня заманили, а я их. И погиб тоже не я.

— А кто? — быстро спросила Мизуки.

— Кто? — воскликнула Кйоко.

Бондарев бросил настороженный взгляд по сторонам. Ему вдруг пришло в голову, что террористы, стерегущие дом, вполне могут позвонить Харакумо и попросить санкцию на расстрел собравшихся на лужайке.

— Давайте войдем внутрь, — предложил он. — Там нам будет удобнее разговаривать.

Вскоре Бондарев, обе женщины и их немногочисленные суровые родственники собрались за длинным столом в гостиной. Наверняка слуги приникли к дверям, подслушивая рассказ о предательстве Макимото и его бесславной смерти.

Завершив повествование, Бондарев обвел взглядом присутствующих, проверяя их реакцию. К его изумлению, отец Мизуки бесшумно поаплодировал ему, встал, поклонился и покинул помещение.

Мизуки тоже поклонилась, но осталась.

— Хотя я очень опечалена смертью моего родного брата, — заговорила она, — на самом деле мне его нисколько не жаль. Никто из родственников не одобрил мой план по переводу Шушуми в Токио. Все считали, что он должен остаться и вступиться за честь сестры. — Голос ее предательски сорвался и ей пришлось сделать паузу, чтобы овладеть собой. — Но он не мог вступиться. Он был слабым, трусливым и предпочел служить не семье, а врагам семьи. Он был позором нашего рода.

— А теперь позор смыт кровью, — заключил один из родственников, и Бондарев подумал, что парень сменил имя и смылся из Хиросимы очень своевременно, иначе не дожил бы даже до этого прискорбного для себя дня.

Решив, что об этом мерзавце сказано достаточно, он поведал собравшимся о подозрительных машинах за оградой и попросил не ослаблять бдительность. Его стали расспрашивать о ближайших планах, но он отмалчивался, загадочно улыбаясь и качая головой. А вдруг в этом стаде завелась не одна паршивая овца, а две? Лучше держать язык за зубами.