Игры Майи
Шрифт:
Мир Майи наполнен Красотой. Хотя Майя оперирует иллюзиями, она использует только прекрасные иллюзии. Все ее части проникнуты гармонией, а все поступки логически связаны.
Красота – это превосходнейшее оружие, одно из тех, которыми Майя сражается в мире иллюзий, и оружие весьма эффективное, потому что с его помощью она одержала победу в самых грандиозных сражениях. Там, где люди не поддаются силе, им сложно
Почему же мы так бежим за Майей, когда она пускает в ход свою Красоту? Нами снова движет любовь, желание обрести то, чем, как нам кажется, мы обделены. Мы ищем утерянную гармонию, которую в этот момент нам заменяет проявление Красоты. У Майи есть то, чего недостает нам.
Мы почти все время живем во сне и бредем по жизни с закрытыми глазами, но, однако, подозреваем, что нам недостаточно только сохранять определенные очертания и пропорции тела, и чувствуем потребность в более глубинной красоте, той, что привносит гармонию в каждый жест и поступок, в каждое слово, чувство, мысль.
Мы все еще пытаемся сохранить красоту своего тела, мы боремся со временем, чтобы не позволить ему испортить нашу фигуру, мы отчаянно пытаемся ухватить самую суть Прекрасного, чтобы закрепить ее в том более плотном и надежном, что люди уже в состоянии постичь, – в материи.
Есть два типа людей, которые остаются за пределами игры Майи и не блуждают среди притягательных покровов ее красоты: это те, кто освободился, кто видит суть за внешней формой, и те, кто еще не готов к тому, чтобы вступить в игру.
Если мы отвергаем тот факт, что подавляющее большинство людей играет с Майей, мы отрицаем также и существование немногих освободившихся. При этом происходит странная вещь: все больше становится тех, кто, не будучи способен играть с Красотой, порочит ее, загрязняя и калеча формы Природы.
Это почитатели уродства. Испытывая страх перед Майей, они стараются не следовать ее законам, а высмеивать их, и для этого терзают ту материю, которую она так любит, обезображивают тела и воспевают все смехотворное и гротескное. Они предпочитают грубый, неотесанный камень чуду только что распустившегося и благоухающего цветка. И если они не встречают ничего столь безобразного, что утолило бы их жажду разрушения, они ломают то, что попадается им на глаза, превращая все в грязь и пошлость, в ничтожные клочки, в коих нет и следа от иллюзорной реальности Красоты Майи.
Культ уродства отражается в телах, в одежде, в пище, которую мы едим, сказывается в жестах, в словах, которые мы используем, влияет на человеческие взаимоотношения, на то, что претендует на звание искусства… И особенно переполнены им взгляды – глаза с притворным блеском, полные животной злобы, бесчувственные глаза, глядя в которые, задаешься вопросом, действительно ли перед тобой человек.
Насколько легче было бы им не вступать в игру Майи, не оставаться, пусть и бессознательно, в ее руках и не замечать потока Красоты, который ее одушевляет! Бедные, бедные беспомощные дети, которые играют украдкой в поисках того, чего им хочется, даже не
Бедные сыны человечества, которые не идут вперед, потому что ничего не видят, а лишь пресмыкаются и подбирают у себя под ногами отбросы – все то, что отвергли те, кто давным-давно прошел здесь!
Но однажды, как всегда играя, явится Майя, чтобы снять с их глаз повязку, а вместо нее набросить свой легкий покров иллюзии, который и есть Красота Жизни.
А чтобы повстречаться с Майей и ее Красотой, необходимо подняться из придорожной пыли и научиться летать на крыльях ее иллюзии. Все тяжелое и безобразное рухнет вниз и разобьется о землю. Прекрасное же достигнет высот вечности.
XXXV
Справедливость
Тот облик, в котором мир предстает перед нами, позволяет заметить, что каждая вещь развивается в нем на определенном месте, и это место принадлежит только ей. Такой порядок, проявляющийся в чувствах и разуме, отражает, как и в других отмеченных случаях, свою суть – идею Справедливости.
Когда суть порядка, иначе говоря, идея Справедливости, начинает проявляться в разных жизненных обстоятельствах, возникают разные формы Справедливости. Форм справедливости может быть много – в зависимости от предмета, к которому она относится, идея же Справедливости уникальна и универсальна.
Хотя даже беглый взгляд на те трудности, которые порождает материя, мог бы заставить нас думать, что мир Майи полон зла и несправедливости, здесь, как и во всех остальных случаях, мы должны признать, что Майя прекрасно разбирается в вопросах Справедливости.
Она справедлива к себе самой, ибо никогда не приписывает себе больше полномочий, чем соответствует ее внутренней природе. И она справедлива к людям, ибо не играет с ними, как ей заблагорассудится, и не действует наугад.
Если люди полагают, что Майя двулика и капризна, то лишь потому, что ничего не смыслят в законах, управляющих ею. Двойственность, которую мы ей приписываем, – это следствие нехватки знаний у людей. Капризность – это то, как наше невежество расценивает разнообразие форм, которым располагает Майя.
Все действия Майи следуют строгой логике; у каждой вещи есть своя причина существования, и нам сложно найти более подходящие и продуманные решения, чем те, что находит Майя. Весь ее мир пронизан логикой и порядком, а все ее игры с людьми, животными, растениями, камнями, звездами и бесчисленными формами жизни, еще неизвестными нам, находятся в полном согласии с порождающей их причиной и целью, которую они преследуют.
Это и есть Справедливость в мире Майи, идея Справедливости в ее приложении к жизни.
Люди, которые не воспринимают природного порядка, счастья не обретают и полагают, что Справедливости нет.
Это добровольные слепцы, которые живут с закрытыми глазами и отказываются сделать даже малейшее усилие, чтобы открыть их. Они ищут дорогу на ощупь, часто сталкиваясь друг с другом и встречая на своем пути больше трудностей, чем радостей.
Все кажется им серым, нелепым, лишенным логики… Все бессмысленно, даже бремя их собственного существования. Но они не слышат и тех, кто пытается показать им скрытый смысл жизни.