Игры мажоров. Хочу играть в тебя

Ареева Дина

— Красивая...

Я ждала, что он меня поцелует, но того что будет дальше, не ожидала. Никита подсаживает меня на столешницу, разводит мои колени и протискивается языком в рот.

Мы целуемся, мир вокруг начинает опасно покачиваться и переворачивается, когда Никита просовывает под футболку руки. Находит грудь, накрывает полушария ладонями, и я тихонько стону ему в рот, потому что это оказывается не просто приятно.

Это томительно. Изнуряюще. Это так сладко, что я покусываю язык Никиты, а сама начинаю ерзать под его руками.

Ник

отрывается от моих губ, задирает футболку, и горячий язык касается соска. Меня простреливает так, что я ахаю и пытаясь отстраниться. Он меня не выпускает, теребит языком и зализывает поочередно то один сосок, то другой, и меня накрывает лавиной незнакомых ощущений.

Это и сладко, и мучительно одновременно. Инстинктивно развожу колени шире, рукой тянусь к паху Никиты. Заползаю за широкую резинку трикотажных штанов и накрываю ладонью член. Затуманенным сознанием понимаю, что соскучилась.

Он такой твердый, что кажется каменным. Твердый и бугристый от вздувшихся, натянутых вен. Он пульсирует у меня в руке, и я начинаю двигать ладонью так же, как делала это в душе. Никита просовывает руки мне под ягодицы и одним движением стягивает шорты вместе с бельем.

Не успеваю пискнуть, он толкает меня на столешницу и разворачивает, теперь я полностью лежу. Со спущенными до колен трусиками и шортиками, боги, какой у меня сейчас вид...

Но эти мысли выбивают пальцы, разводящие складки. Судорожно подаюсь навстречу, и когда горячий влажный язык касается мокрых складок, я выгибаюсь дугой, не в силах сдержать стон.

Никита придавливает обратно. Он вылизывает, оттягивает губами мокрую плоть, снова водит горячим крепким языком по набухшим складкам.

Мир перед глазами кружится калейдоскопом, кровь пульсирует в висках, я слепну и глохну. Нервные окончания оголены до предела, между ногами становится все влажнее и горячее.

Мрамор холодит кожу, но ни капли не охлаждает. Вздрагиваю каждый раз, когда язык Никиты проходится по промежности, наслаждение расходится по телу волнами.

Поворачиваю голову и вижу прямо перед собой налитый член, скользящий в моей руке. Нестерпимо хочется попробовать его на вкус, тянусь ртом и облизываю край набухшей головки. Теперь Никита стонет глухо и протяжно, его язык проникает туда, где уже все горит.

Обхватываю головку губами, смачиваю слюной, прохожусь языком по уздечке. Никита шипит и выгибается.

— Блядь, — стонет он, — глубже, Маша, возьми еще.

Толкается в рот, сильнее раздвигает мне ноги и впивается в промежность. Его язык находит самый чувствительный бугорок, и я, не в силах справиться с захлестывающими ощущениями, кричу.

Член во рту напрягается, Никита резко отстраняется, рывком поднимает меня со столешницы и вжимается бедрами.

— Ну кончи же, Маша, кончи для меня, — шепчет он, прикусывая за язык губами. Они блестят от моей смазки, смешанной с его слюной.

Сжимает мою руку в кулак, толкается

в нее членом. Проникает в меня двумя пальцами, а большим находит клитор.

— Ну давай же, — горячий шепот проникает в подкорку, и я со стонами насаживаюсь на пальцы.

Несколько одновременных мощных толчков, я кричу, сокращаясь на его руке, а на меня брызгает горячая, пряно пахнущая сперма.

Глава 33

Маша

Некоторое время мы судорожно дышим, прижавшись друг к другу лбами. Никита облизывает губы и хищно приподнимает уголки:

— Вот видишь, все ты можешь. И без всякой любви. Это же лучше, чем дрочить каждому в своей комнате, да?

Щеки в момент вспыхивают, хочу отстраниться, но его рука крепко захватывает затылок и давит обратно. Упираюсь ладонями в литую грудь.

— А трахаться еще приятнее, Маша. Это можно делать часами. Давай попробуем... Я покажу, тебе понравится, вот увидишь... — Никиту уже ведет.

Его голос становится хриплым, восстановившееся дыхание снова учащается. Сердце пульсирует в руку, член утыкается в живот.

— Давай, Маша, раздвигай ножки, — хриплый шепот раздается где-то в самой глубине подсознания, и я инстинктивно развожу ноги.

Моя футболка улетает в угол вслед за футболкой Топольского. Его руки сжимают полушария, сводят их вместе, язык блуждает от одного соска к другому. И меня выкручивает от удовольствия.

Это так порочно и сладко одновременно, что между ногами мгновенно становится мокро. Рука Никиты касается липких и влажных складок, головка члена упирается туда, где снова сладко и мучительно ноет.

— Может быть немного больно, потерпи. Расслабься... — снова обволакивающий шепот. Я обнимаю теплую шею, прижимаюсь губами.

Головка начинает проталкиваться, лоно расширяется, пропуская ее внутрь. Боюсь выдохнуть, и тут...

Снова как тогда, в спальне Ника, я стою с раздвинутыми ногами, прижимаю ладони к холодной стене. Такие же холодные пальцы равнодушно разводят складки, а затем жгучая распирающая боль пронзает насквозь.

Отталкиваю Никиту, сползаю с его члена и свожу ноги. Закрываю руками лицо и опускаюсь на пол, утыкаясь в колени. Ник с глухим «сука, да что опять такое» прячет налитый член в штаны и садится напротив на корточки.

Лучше бы он ушел. Я не могу поднять голову и посмотреть на него. Он ни при чем, я не хочу, чтобы он считал себя виноватым. Он наоборот меня спас.

И мне с ним правда было бы хорошо...

— Маша, что? — голос Никиты звучит напряженно, дыхание рваное, прерывистое. — Что с тобой, говори?

Он встряхивает меня за плечи, и я всхлипываю.

— Они здесь, Ник. Они все смотрят...

— Кто смотрит, Маша? Здесь никого нет, только я, — Никита пытается меня уговорить, но я отнимаю руки от лица и вымученно смотрю ему в глаза.