Игры ночи
Шрифт:
Она подалась навстречу его пальцам, которые пришли на смену губам.
И когда, накрывая ее рот жестким, сильным поцелуем, мужчина резко погрузился в нее, Сирина перестала стонать..., она закричала от пронзительного наслаждения, которое охватило ее.
Не чувствуя уже, как боль от маленькой ранки на шее, вливается в общий водоворот удовольствия, лишь раскрашивая ее взрыв новыми красками...
Михаэль хрипло застонал, ощущая, как она обволакивает его, сжимая сокращениями своего жара. Он глотал ее кровь, разливая ее по своему горлу...
Он
Михаэль совершил этот шаг их общего танца...
И, наблюдая из-под полу прикрытых век за тем, как кончик язычка, ничего не осознающей, от подаренного им удовольствия, Сирины, слизывает с ее губ кровь, которой он окропил их поцелуй...
Содрогаясь в своем собственном наслаждении, покоренный мыслью, о том, что уже скоро, в этот миг она будет пить его кровь... И почти сломленный воображаемой картиной этого... Вечный, падая в тьму, впервые задумался о том, что и у него могла появиться слабость... Он мог стать зависимым от этого удовольствия, имя которому - Сирина...
Глава 4
"Шаг...еще шаг, и наклон... не убегай, моя милая...я не отпущу твою руку.
Я допустил ошибку..., но уже понял это, малыш.
Я так недооценил тебя. Ты сильнее..., опасней, чем я думал.
Твоя кровь, подобно дурману, опьяняет меня.
Твое тело оплетает меня.
И ты делаешь меня уязвимым в этом желании обладания тобою. Но я не хочу уже от него избавляться. Ты, воистину, Сирина...
Но и я, околдовывал тебя. И мы посмотрим, кто оказался удачней.
Ты наивна, малыш. За моею же спиной - столь многое.
Ты идешь за мной, подчиняясь нашему ритму. Я веду тебя в этом танго.
И мне решать, какой шаг будет следующим.
А я давно выбрал узор танца.
Совсем скоро ты узнаешь вкус моей крови.
Твоя душа станет моей - я займу ее место..., и никто уже не сможет изменить этого. Поворот..., и я не даю тебе отступить.
Шаг..., и обратного пути нет, мы не можем уклониться от крещендо кружащей нас музыки.
Ты уже моя, не так ли?"
Михаэль задумчиво перебирал в руке звенья золотой цепочки, оттягиваемой тяжелой изумрудной подвеской. Его пальцы скользили по коже плеча спящей Сирины, задевали шею, натирая небольшие ранки, которые он не даст ей увидеть, пока...
Он подарит эту подвеску ей. Сам обернет вокруг шеи, лаская губами затылок, скользя пальцами по обнаженным плечам.
Вечный хотел видеть, как будут переливаться грани камня, лежа меж ее грудей, как будет мерцать золото витого плетения цепочки, потревоженное ее дыханием. Он хотел смотреть, как эти звенья будут окаймлять ее шею, опускаясь поверх тонких ключиц, приковывая его взгляд.
Вампир хотел ее... Сирину... и никто не должен был узнать об этой его слабости.
Никто не мог повлиять на него ранее, но теперь... Ее могли использовать для этого.
Ветер мягко колебал темный
Вампир встал, неслышно ступая к окну.
Ему стоило задуматься об этом.
Никто не должен был даже предполагать о девушке. Не тогда, когда Сирина будет так слаба...это было опасно... Слишком много врагов успел завести Вечный. Слишком много тех, кого он посчитал бессмысленным убить. Это все, теперь, могло оказаться его просчетом.
Тихий шелест привлек его внимание, словно подтверждая опасения мужчины.
Он был далеким, но вампир так отчетливо слышал его.
Проведя рукой над спящей девушкой, будто обрисовывая контур ее тела, Вечный, поддавшись искушению, наклонился, пробегая языком по ее губам, чуть прикусывая и выпивая эту каплю столь желанной крови. Соскользнул к шее, наслаждаясь стоном, который издала Сирина. Почти загорелся, видя, как ее тело тянется к нему, не вырываясь из плена сна. Но, сейчас было дело важнее..., ее..., его..., их безопасность.
Тот, кто приближался, не должен был узнать о Сирине, не сейчас, по крайней мере.
А потому, Михаэль ступил в высокий проем арочного окна, освещенного лунным светом, отводя тяжелый бархат в сторону...
***
Девушка брела по старым улицам, окруженная полным, безмолвным одиночеством.
Она кричала, но никто никогда не услышал бы этот, надрывный и жалобный крик.
Она молила, но никто не отвечал на ее мольбу.
Девушка не взывала к Богу, тот отвернулся от нее.
Сломленная фигура призывала дьявола. Но и он не отвечал ей.
Она просто звала, и сама не зная уже, к кому обращается.
Потому что, у нее не было больше сил жить в этом молчаливом одиночестве.
Ее голова была заполнена этим криком. Он звенел в ее ушах, рождая мелькание красных вспышек перед глазами. Она кричала, но ее губы были плотно сжаты, чтобы никто и никогда не услышал этот протяжный вой. Она звала, но знала, что никто не ответит.
Белые пушистые хлопья падали на темную землю, покрывая ее, делая все вокруг ослепительным и сияющим. Только она не видела этой слепящей красоты, ее не радовало серебряное мерцание любимого города в чистом лунном свете.
Она хотела темноты под веками. Такой, которую видели сейчас те, кого она любила. Такой, которая, отчего-то, пощадила ее.
– Лондон так заманчив ночью, не правда ли?
– Голос, по своему звучанию, напомнивший ей любимый старинный кинжал отца, окутал хрупкую фигурку, разбивая тонкую, не толще волоса, ледяную стену безмолвия.
– Но так коварен к тем, кто пожелает насладиться его красотой.
Девушка обернулась на стальную песню этого голоса, не понимая, чем он так поражает ее. Словно звон отточенного лезвия, поющего в ритме боя.