Игры оборотней
Шрифт:
— Нет, покупок тоже не делал. Просто… захотелось прогуляться, и я… немного побродил по центру города… А покупки… Ну, вот по дороге купил в табачной лавке пачку сигарет. Пожалуй, и все…
— Хм, не много для алиби… — Некоторое время Куниэда недоверчиво глядел на юношу, молча размышляя. Потом бодро сказал: — Ладно. Покупки оставим в покое. Подойдем с другой стороны. До города и обратно вы ведь на чем-то добирались? Возможно, водитель запомнил вас. Будем вызывать на беседу.
На лице Кокити проступила растерянность, он побледнел и от волнения утратил дар
В уголках губ прокурора промелькнула усмешка; сверлящим взглядом он внимательно смотрел на Кокити.
Наконец Ооя не выдержал.
— Это произошло случайно… кошмарная случайность, — забормотал он и просительно, словно ища защиты, посмотрел на полицейских, стоявших позади Куниэды. Среди присутствовавших был и его друг — автор детективных историй Сёити Тономура, лицо которого выражало в этот момент величайшую досаду.
Как оказался здесь, вместе со следственной группой, Сёити Тономура? Да все очень просто: некогда Тономура учился вместе с прокурором Куниэдой, они до сих пор переписываются. Но, дабы не уводить читателей в сторону от главного, не будем подробно говорить о прошлом, связывающем этих людей, скажем лишь, что прокурор и писатель были закадычными друзьями.
Куниэда полагал полезным участие Тономуры в расследовании, и для писателя присутствовать при раскрытии преступления было чрезвычайно интересно. Прокурор Куниэда сначала допросил Тономуру как свидетеля происшествия, затем, при молчаливом согласии группы детективов, позволил остаться наблюдать за ходом расследования.
И сейчас, видя, как Кокити Ооя переменился в лице, услышав, что он пробормотал в ответ, Тономура почувствовал острую досаду. Хотя и хорошо представлял себе всю сложность положения Оои. Конечно же, тот ездил вчера вечером в N. к своей тайной возлюбленной и, желая утаить этот факт, принес в жертву собственное алиби.
— Неужели вы не воспользовались автобусом? — ехидно переспросил Куниэда, не вполне веря перепуганному Оое.
— Я и в самом деле не ездил на автобусе, — с трудом проговорил тот и почему-то покраснел.
Внезапный прилив крови к бледному как полотно лицу не остался незамеченным.
— Может быть, вам кажется, что я лгу, но, поверьте, я говорю чистую правду. Так получилось, что именно вчера я в автобус не садился. На последний автобус, идущий в N., не успел, а никакого другого транспорта нет, вот и пришлось отправиться в город пешком. Если идти коротким путем, тут ближе, чем по железной дороге, — всего полтора ри.
— Вы говорили, что ходили в город N. безо всякой цели, просто захотелось побродить по оживленным улицам. Неужели только ради этого вы решили отмахать шесть километров в город и столько же обратно? — Голос прокурора зазвучал резче.
— Да, а что? Для деревенского жителя это пустяки. У нас в деревне, когда есть дело в городе, часто идут пешком, чтобы не тратиться на проезд.
Однако Кокити — сын старосты, зажиточного человека. Да и здоровьем как будто не выдался, чтоб запросто проделать такой путь.
— Ну а обратно вы как добирались? Тоже пешком?
— Да. Уже поздно было. Хотел
— М-да… Значит, у вас нет никакого алиби. И ничего в подтверждение того, что в ту ночь или утро, когда было совершено преступление, вас не было в деревне S., — подытожил Куниэда, и было совершенно очевидно, что его подозрительность, враждебность к Кокити Оое растут.
— Мне и самому все кажется очень странным. Если б хоть знакомого какого-нибудь встретил по дороге… — Кокити словно бы жаловался на судьбу. — И что, неужели из-за невозможности доказать алиби я по этой фальшивке попадаю под подозрение? — Он отрывисто засмеялся. Смех был искусственным, нервным.
— Вы назвали записку фальшивкой, а доказать это можете? — холодно спросил прокурор, полагая наверняка, что подозреваемый никаких доказательств не представит. — Почерк на ваш не похож. Да ведь можно изменить его специально.
— Глупости! Чего ради я бы стал это делать?
— Я не утверждаю, что вы меняли почерк; сказал лишь, что это можно сделать… Ну ладно, возвращайтесь домой. Только никуда из дому не уходите, может быть, надо будет еще что-нибудь уточнить.
Кокити Ооя ушел. Куниэда пошептался о чем-то с начальником полицейского участка, после чего один из сыщиков в штатском тут же отправился куда-то.
Соломенное чучело
— Ну вот, Тономура-сан, полдела сделано. Что, не так увлекательно, как в романах? — Взяв под руку приятеля, прокурор Куниэда повел его в коридор.
— Полдела? Не для того ли ты говоришь это, чтобы выпроводить меня? По-моему, все еще только начинается.
— Ха-ха-ха!… Я имел в виду, что по крайней мере на сегодня дела почти закончены. Завтра мы получим результаты вскрытия и в зависимости от этого будем строить дальнейшую работу. Я, дружище, снял на несколько дней комнату в городе N. и оттуда буду приезжать сюда, в деревню.
— Да, усердия тебе не занимать. Ведь можно было бы передоверить все начальнику полицейского участка.
— Конечно. Да дело уж больно интересное, и хочется самому заняться им поглубже.
— Ты в самом деле подозреваешь Оою? — спросил Тономура, желая выведать намерения прокурора, чтобы хоть как-нибудь помочь деревенскому другу.
— Дело не в том, подозреваю я его или нет. Это вы, писатели, так пишете в своих книгах. А между тем это очень опасный путь. Подозревать можно кого угодно, всех. И ты, может быть, тоже под подозрением, — пошутил Куниэда, хлопнув приятеля по плечу.
Тономура никак не отреагировал на шутку и, помолчав немного, сказал то, что давно вертелось на языке.
— Если ты свободен, пойдем, покажу тебе кое-что. Прогуляемся до сторожки охранника.
— К дядюшке Нихэю? А что там?
— Соломенное чучело.
— Что? Чучело? — Куниэда удивленно посмотрел на Тономуру, лицо которого выражало абсолютную серьезность.
— Я говорил тебе о нем, когда мы осматривали место происшествия, — сказал Тономура. — Но ты пропустил мои слова мимо ушей: «Чучелом займемся потом, потом».