Игры оборотней
Шрифт:
Все это время одна мысль не оставляла Тономуру в покое. Мысль совершенно невероятная. Толчком к ней послужила найденная вблизи места преступления за пять дней до убийства соломенная кукла ростом с человека. Тономура тогда рассказывал об этой находке прокурору Куниэде, но тот только высмеял писателя. Если бы не дружба с Кокити, Тономура и думать бы забыл об этом чучеле, но сейчас Кокити нуждался в его помощи. Вот он и решился на самостоятельное расследование. Причем отправной точкой в нем должно было стать именно соломенное чучело.
Как,
Прежде всего следовало найти объяснение странному противоречию: Кокити утверждал, причем настойчиво, что в ночь убийства был у Юкико, сама же она в беседе с полицейскими определенно этот факт отрицала.
Итак, на другой же день после ареста Кокити, утром, Тономура сел в автобус и направился в город N.
До тех пор он с Юкико не встречался и практически ничего о ней не знал — Кокити о ней никогда не рассказывал даже родителям, прочим же и подавно. Во время допроса впервые он назвал ее имя и местожительство.
Прибыв в N., Тономура сразу же пошел к Юкико. Ее дом находился рядом со станцией, в окружении каких-то мастерских, — закопченный двухэтажный барак, где она снимала комнату.
У порога его встретила хозяйка — старуха лет шестидесяти.
— Я хотел бы увидеть Юкико Кинугаву, — сказал Тономура.
Старуха, приставив ладонь к уху, стала допытываться:
— А вы сами-то кто будете? — И почти вплотную придвинула к гостю лицо.
Тономура отметил, что со слухом и со зрением у старухи совсем плохо.
— На втором этаже у вас снимает комнату Юкико Кинугава. Я хочу увидеться с ней. Зовут меня Тономура, — прямо в ухо прокричал Сёити.
Видимо, его услышали и наверху, потому что вдруг из окна выглянуло молодое лицо.
— Поднимитесь сюда, пожалуйста.
Без сомнения, это была сама Кинугава.
По ветхой лестнице Тономура поднялся на второй этаж, где располагались две комнатки. В одной из них — побольше, аккуратно прибранной — и жила Юкико.
— Простите за внезапное вторжение. Я друг Кокити Оои, моя фамилия Тономура.
Юкико вежливо поклонилась, назвала свое имя и опустила глаза. Ее облик совершенно не совпадал с тем, который нарисовал в своем воображении Сёити. Ему почему-то казалось, что возлюбленная Кокити непременно должна быть хороша собой. Но перед ним с отсутствующим видом сидела отнюдь не красавица, скорее вульгарная женщина. Стрижка на европейский лад неаккуратна, и челка почти закрывает глаза, лицо чересчур набелено, а губы ярко накрашены, вдобавок щеку «украшал» большой пластырь, — видимо, у Юкико болели зубы. Тономура даже усомнился в том, что Кокити мог полюбить такую женщину.
Тем не менее, изложив факты, связанные с задержанием Оои, он спросил, не навещал ли Кокити ее в тот вечер. В ответ, — до чего ж жестокосердна эта женщина! — не высказав ни малейшего сострадания по поводу злоключений Оои, она сказала лишь, что в тот день он к ней не заходил.
Странное чувство овладело Тономурой во время этого разговора. Временами ему казалось, что эта женщина не человек, — так бесчувственна она была, такое зловещее впечатление производила.
— Что ж вы думаете об этом происшествии? Неужели вы действительно полагаете, что Ооя способен убить человека? — раздраженно и с укоризной спросил Тономура, на что последовал опять-таки невозмутимый ответ:
— Не уверена, что он способен на это, но…
Было совершенно непонятно, то ли она робеет и старается скрыть смущение, то ли она просто бессердечное существо, то ли ее поведение обусловлено тем, что она сама подстрекала Оою на убийство Цуруко, а теперь испугалась. Сомневаться не приходится лишь в одном: сейчас она действительно напугана. Всякий раз, когда совсем рядом, прямо под окном, проносились поезда и раздавался гудок паровоза, она испуганно вздрагивала.
Эту комнатку на втором этаже Юкико занимала одна. Вся обстановка в ней говорила о том, что ее хозяйка совсем простая девушка.
— Где вы работаете? — спросил Тономура.
— Я… раньше работала секретаршей, а теперь… теперь нигде, — запинаясь ответила женщина.
Тономура пытался разговорить ее, заставить сказать хоть что-то по существу, но она упорно отмалчивалась. На вопросы отвечала односложно, не подымала глаз. Так и не добившись толку, Тономура собрался уходить. Попрощался и направился к лестнице. Юкико даже не привстала с места, только едва заметно поклонилась.
У порога его поджидала старая хозяйка. Тономура на всякий случай решил порасспросить и ее. Наклонившись к самому уху, он громко спросил:
— Три дня назад в гости к Кинугава-сан не приходил мужчина моих лет?
Спрашивать пришлось несколько раз, хотя это было и нелегко, потому что Юкико на втором этаже наверняка слышит его.
Наконец старуха ответила:
— Ой, и не знаю, что сказать…
Далее она поведала, что живет одна, комнату наверху сдала Юкико, ходить ей тяжело, и она редко выбирается из дома, бывает, и появится кто-то чужой, да гости, что приходят к Юкико, сами поднимаются на второй этаж, а ночью, если уходят совсем поздно, дверь закрывает Юкико. То есть о гостях Юкико она может и не знать.
Тономура покинул дом, испытывая досаду. Погруженный в невеселые мысли, он брел, глядя себе под ноги, как вдруг услышал:
— И ты тут?
Подняв голову, Тономура увидел полицейского из участка N., во время следствия писатель часто встречал его.
Эта встреча отнюдь не обрадовала Тономуру, но лгать было ни к чему, и он откровенно сказал, что ездил сюда поговорить с Юкико.
— Так, значит, она дома? Отлично. Видишь ли, мы решили вызвать ее на допрос, вот я и тороплюсь к ней. Ну, пока. — И полицейский побежал к дому Кинугавы.