Игры олигархов
Шрифт:
– Простейшее любопытство.
– А воспринимается как простейшее хамство, - отпрянула к спинке венского стула.
– Как тебе идея сходить в оперу?
– Хороша. Позвони Грецкову, он сделает тебе билет.
Женщина оглядела его едко и зло, но улыбка даже не дрогнула на губах ни у него, ни у нее. Школа.
– Может мне еще в кассе постоять?
– Это было бы неплохо. Развеялась бы.
– Нет, я решительно не могу понять, почему я тебя до сих пор не бросила?
– задумчиво выгнула бровку Ирма и, сложив ручки в перчатках, подперла
Леший аккуратно разрезал банан и съел кусочек.
– Невозможно бросить то, чего нет.
– Что ты хочешь этим сказать?
– голос приобрел ледяные нотки.
– То, что ты знаешь сама, - второй кусочек банана ушел за вторым.
– Нас нет, есть - ты, есть я, но нас - нет.
Женщина отвернулась, покачала туфелькой, отпила вина и только тогда лениво высказалась:
– Все-таки ты редкостный хам.
– Дело вкуса и мнений.
– Это значит, что после ужин мы…
– Мы? Вряд ли. Но ты и я - да.
Ирма улыбнулась почти соблазнительно, и он заранее понял, что она сейчас скажет:
– Я совсем отвыкла носить белье.
И он ответил, то, что ожидала она:
– Тигровая шкура по-прежнему лежит на заднем сиденье машины.
Она приняла, она поняла. Но поняла свое, потому что не могла представить, что знаковая фраза, как тайный шифр, означающая всегда одно - мы займемся с тобой сексом хоть прямо в машине, на этот раз поменяла свое значение и ничего тайного не прятала. Алекс сказал лишь то, что сказал. Не больше.
На сегодня, как и на дальнейшую жизнь, Ирме придется искать другого любовника. Леший убедился, что у него все кончено с этой женщиной и ничего кроме жутчайшей скуки ее образ не вызывает. И больше не желал тратить на нее ни часа, ни цента, ни слова.
А шкуру тигра он подарит ей на память.
Они квиты.
Гриша щедро сгреб деликатесы и удивил приготовлением ужина.
– Ты умеешь готовить?
– Представь. Это, например, называется - утка в яблоках, - прорекламировал румяную тушку утки, что разносила по квартире изысканный и аппетитный запах. Но не она понравилась Ярославе - вид
Гриши: подвязанные банданой волосы, фартук на толстовке с черепом, и варежка на руке, сжимающая нож.
– "Жрать подано, садитесь кушать, пожалуйста", - изрек, улыбнувшись в ответ на теплый, ласковый взгляд девушки.
– Ты неотразим.
– Знаю.
Начал резать утку, а Ярослава подставлять тарелки.
– Все спросить тебя хотел, ты сама откуда?
– Из Новосибирска.
– А чего там не поступала?
– Свободы захотелось, самостоятельности. Мама у меня знаешь какая? Приди в девять - тут же за ремень и в крик. Потом за валериану и валокордин. Ей ничего, а у меня потом стресс. Состояние будто камнем по голове пригрели. Она-то играет, а я всерьез воспринимаю.
– Я бы застрелился с такой мамой, - согласился парень.
– Как она тебя одну-то отпустила?
– Она и не отпускала. Сама уехала. Сняла квартиру, поступила.
– Деньги откуда на съем?
– Папка обеспечил. Эта квартира его знакомых.
– Бахлыковых.
– Да. Они зарубеж уехали на три года.
– Слышал. Потому и удивился, что ты здесь появилась. Я думала ты их дочка.
– Нет, - сунула в рот кусочек утки и зажмурилась от удовольствия.
– Класс. Ты просто чудо-повар.
– А я и есть повар, - пожал плечами, разделывая свой кусочек.
– В смысле?
– Только не смейся, ладно? Я закончил кулинарный техникум…
Ярослава все же не сдержалась, прыснула со смеха.
– Ну-у, так и знал! Между прочим, готовка - это целое искусство.
Я еще ресторанное дело закончил, бабло подкатит, открою свой ресторан.
– Аффигеть!
– засмеялась.
– Ты как этот, из "Не родись красивой!"
– Да ну тебя, - надулся Гриша.
– Ну, не обижайся. Договорились же жить мирно.
– Угу, а ты дразнишься. Я что на того хлюпика похож?
– Не-а, - заверила, хотя Гриша был худощавым.
Он заулыбался, довольный:
– Добавки надо?
– Спасибо, это бы впихать.
– Невкусно, что ли?
– насторожился.
– Аппетита нет целый день.
– Перемена погоды, - изрек глубокомысленно.
– Это откуда?
– засмеялась Слава.
– Мама у меня любит недомогания на перемену погоды относить.
Чуть кольнет или заноет - предрекает смену.
– Понятно. А моей на погоду все равно. Она только телефон уважает - новости, сплетни - все по нему узнает.
– Тесная связь с подругами.
– Ага.
– Тебе-то звонит?
– Звонит, но хорошо, что редко. Обиделась она на меня за побег, так все дуется и дуется.
– Н-да, выкинула ты мамаше фортель, - хмыкнул.
– Суть не в том - отъезд бы она простила, она отца простить не может, считает что раз я у него помощи попросила и приняла, значит ее предала.
– Так они не живут вместе?
– Давно, - отмахнулась.
– Отец у меня какой-то хитрый инженер, командировки постоянные были. Потом выяснилось, что и женщины в этих командировках присутствовали. А мать гордая, она же баронесса бывшая, или княжна ли, фиг ее знает, я в ее чудачества не вдавалась.
– Понятно.
– Матери - нет. Она же у нас элита, какого-то крестьянина понимаешь, пригрела, подняла, а он вот так с ней. Не оценил, не понял. Вещички собрала и выкинула. Думала проситься будет, умолять.
Он просился, умолял. А она стояла на своем, все наказать его хотела, фырчала. Дофырчалась. Ушел с концами. В Москве живет. Правда, видимся с ним тоже, раз в три-четыре месяца. У него семья, работа.
Детей, правда, нет. Жена ничего, Ксюша. Иногда мы с ней шопинг устраиваем. Ей всего двадцать девять.