Игры под водой
Шрифт:
– Я вам не дружище!
– А кто? Тебе определение «братец» – больше подходит?
– П…
Слесарь вскочил, Горца как пружиной подкинуло. Тиролец и Черчилль отреагировали, когда эти двое уже сцепились друг с другом, готовые порвать глотки.
Казак оказался между ними первым. Но тут же отлетел от толчка своего земляка.
Хозяин и Тиролец схватили их – каждый того, кто был к нему ближе. Казак встал между ними. И комнату так плотно заполнил мат, что стало нечем дышать. Даже горец изменил своей привычке выражаться вежливо.
В комнату
– Уведите этого, – он показал на Слесаря. – Пусть остынет.
И только когда здоровяка-луганца вытолкали из комнаты, все вздохнули спокойно.
– Где вы его откопали? – раздраженно спросил Военный, почему-то оставшийся на своем месте, как и невысокие, рыхлые: Черчилль, Хоббит и изгнанник.
– Да Палыча не вовремя прихватило, – буркнул казак, все еще разгоряченный и красный.
Дышали все тяжело и часто откашливались.
Слесаря вывели в большой холл. Тут все остановились и полезли в карманы за сигаретами. Слесарь в своих карманах обнаружил только носовой платок. Охранники угостили его сигаретой и дали прикурить.
– Пожалуйста, пройдите или к себе в комнату, или за дверь. А то нас накажут, – сказал один из охранников.
– Без проблем, ребята, не хочу, чтобы вы получили из-за меня.
Слесарь поднял к груди обе ладони, показывая, что настроен мирно и повернулся уже уходить, как сзади его окрикнули:
– Костя.
Слесарь повернулся, недоумевая.
– Привет, Костян! – к нему из небольшой комнаты в коридоре шел высокий мужчина в форме охранника.
Слесарь замер на секунду.
– Никита, ты? Откуда? Как тут оказался? Как докатился до такой жизни?
Старые товарищи обнялись, смеясь.
– Да вот, катился и докатился.
– Ты же вроде в Москве жил.
– Вроде там, вроде тут.
– Понятно.
– Ты что там набедокурил?
– Да, в рожу вмазал одному гаденышу. По-нашему, по литейному. А что он думал, все проглотят? Для них мы – разменная монета. Третий сорт.
– Ладно, остынь. Иди, прими душ, легче станет. Иди, иди.
Никита все с усилием, но мягко разворачивал Костю, тот поддавался с трудом. Наконец Никита подвел своего старого друга к лестнице.
– Ну, давай, иди же. Остынешь, поймешь. Кстати, тот, кому ты припечатал, это советник президента, если что.
– Да мне похрен.
– Ладно, ладно, иди. Разгорячился тут…
Костя согласно кивнул, вздохнул, пробормотал устало:
– Так довели… – и грузно поднял ногу на ступеньку. – Я и правда пойду. Попробую все обдумать.
Костя уже быстро и раздраженно поднялся вверх по лестнице.
Купался он долго, вылил на себя, казалось, несколько бушелей ледяной воды, пока работа рассудка не замедлилась, как в старой кинохронике.
Потом он вышел из душа и крепко, до красноты, растерся полотенцем.
Вроде бы стало легче на душе. А то так сдавило, словно и правда положили камень на грудь.
Костя сел в глубокое и широкое, с красной обивкой, кресло, хотел развалиться в нем, но тут же выпрямился. Он и наедине с собой оставался таким же непоседливым. Потянувшись к столику, Костя взял с него сигареты, уже свои, российские, купленные в родном Луганске.
Думать не хотелось: зачем снова себя накручивать.
Костя закурил и откинулся назад. Кресло было удивительно спокойным, мягкость его обволакивала и баюкала. Пуская дым к низкому лепному потолку, Костя прикрыл веки, стараясь вспомнить что-нибудь приятно. Вкусный борщ или красивая женщина в его постели – как раз бы помогли ему расслабиться и успокоиться. Но в ЛНР давно уже ничего приятного не наблюдалось. Кроме пустых полуразрушенных от взрывов и бесхозности деревянных домов и вырытых окопов. По крайней мере, для него. Но кто-то неплохо устроился и в этом аду. Например, его отдаленно знакомый казак из Донецка, который и был главным инициатором того, что в последнюю секунду отправили в Черногорию его, Костю, представителем ЛНР.
Его убедили, что от этого зависит их будущее. Он будущее представлял не так.
В этом году ему исполнилось 54 года. Он застал времена СССР и ту неразбериху, в которой все погрязли после его развала. На литейном перестали платить зарплату. Виновата, конечно, была Украина. А то, что в России было то же самое, его не смущало.
Украина была виновата в развале самой стабильной страны в мире. То, что РСФСР вышла из Союза первой, или точнее, второй – опять никого не смутило.
Донбасс рванулся к России. Зачем? Он и сам плохо понимал. Вроде бы, там жилось лучше. Да, точно, но никто не задумывался, что так было только в Москве и Питере. А в глубинках, таких, как этот регион, шоколадом была намазана далеко не каждая булочка.
Просто были слухи. Откуда они шли, мало кто понимал. Но они шли, начиная с 91 года. Жители Донбасса чутко прислушивались к ним.
Лихие девяностые были на Донбассе вдвойне лихими. Нувориши девяностых, бывшие шахтеры и металлурги, шутить не умели. Кровавый передел бизнеса происходил каждые пару лет.
Большинству донбассовцев жилось плохо. И естественно, Киев виноват был во всем. И самый ярый враг для русской души – стал Бандера, человек, умерший тридцать лет назад.
Все как-то дружно забыли, что шахтеры Донбасса в 1989 году кричали, как один: «Хватит кормить Москву».
Слухи, слухи. Их, как детские самолетики из бумаги, пускала чья-то точная рука. Костя вырос и возмужал на них, что доказывает и то, что начались они задолго до девяностых годов, и до самой независимости тоже. Шахтерско-металлургический край был ими буквально напичкан. Но глотал все.
В России-матушке – было жить хорошо, в Киеве – плохо. Это уже знал каждый ребенок, ведомый мамой в детский садик и держащий в кулаке бутылочку «Агуши». Это знали школьники, особенно те, кто планировал поступать в вузы России. Кто хотел найти там работу. Кто хотел как-то улучшить свою жизнь.