Игры с адреналином
Шрифт:
Я подумал, что ещё один графинчик «Смирновской», и я уж точно никуда вообще идти не смогу.
– Ладно, – вздохнул Семён. – Слушай, только давай договоримся – не перебивать.
Он сделал ещё какое-то движение, совершенно неуловимое, и на столе появилась турка с кофием. Запах был великолепен. Настоящая арабика.
«Чёрт-те что творится», – мелькало в чуть отяжелевшем моём мозгу.
– Когда я ушёл, вернее – меня ушли на пенсию, – начал Семён, – естественно, сразу встал или возник, как уж тебе больше нравится, вопрос – что делать? Это как всегда на Руси: «Что делать?» и «Кто виноват?». Ну, кто виноват – знамо дело – дерьмократы. А вот «Что делать?». Ведь на мидовский пенсион, хоть и персонального значения, но надежд немного. Хлеб, да чай, да картоха. В общем, стал я думать. Изучать этот наш дикий грёбаный капитализм. И понял – лучше всего – сфера обслуживания. Затраты небольшие, а отдача может быть. Но… опоздал я к раздаче, как говорят:
Уженеожиданно пропел Семён Силыч. Снова посмотрел в окно, и опять судороги и гримасы, отображающие все гаммы человеческого страдания, промелькнули на его лице.
Хочу заметить, что в дальнейшем Семён Силыч неоднократно свой рассказ будет прерывать то стишком, то песенкой, то прибаутками. Но из песен слов не выкинешь.
– Торговля у меня сразу отпала. Вокруг – один Азербайджан вместе с другими «братскими» республиками Кавказа.
Решил взять ремонт автомашин. «Жигули» наши сделаны как раз под этот бизнес – их нужно всё время ремонтировать. Пошёл по точкам, то есть по ремонтным гаражам да прочим злачным, вернее, очень грязным местам. Все в один голос: «Семён, мы с радостью, открывай свой сервис, только согласуй с Нейштадтом. Здесь весь сервис он держит». Я, конечно, к Володьке. Всё-таки учились вместе и аж в Италию летали: он – механик, я – боец. Да про меня написано об этом. Литературу-то современную читать надо, – наставительно произнёс Швец.
– Володька встретил, как родного. Конечно, выпили. Чаю! Он другого теперь не пьёт. Говорит, играет в теннис и дал слово тренеру. А то, говорит, у меня эйс плохо идёт. Что такое «эйс», я не знаю, но тихонько, деликатно спросил: «Может, дело в даме, а не в эйсе». Володька только рукой на меня махнул. А вот на просьбу мою отреагировал быстро и жёстко. «Я, – говорит, – этот сервис в нашем районе окучивал два года. И создавать сам себе конкуренцию не собираюсь». – «А что ты сделаешь, ежели я, твой старинный приятель, всё же открою точку ремонта?» – «Сожгу – на первый раз. На второй – убью». – «Как?» Я даже опешил. «Да не знаю, – говорит Володька. – Может, из ружья. Может – удавят. Это мои слесаря делают, я не вмешиваюсь». И предлагает ещё чаю.
Я, конечно, выпил, поблагодарил, попрощался вежливо. Сказал, чтобы он за своим эйсом следил. И ушёл. Под фанфары. Вот так вот. Вот как оно, когда звериный оскал капитала из всех щелей.
Ладно – в штанах прохладно. Значит, палатки – Кавказ, автосервис – Нейштадт. Решил я попробовать рынок. Наш простой, старый и грязный хотьковский рынок. Директриса Светка училась позднее, меня помнит. Тут же харчо мне принесла. Сели. За жизнь, за дружбу. «В общем, – говорит, – я тебе место дам улётное. И павильончик – восторг. Только ты согласуй с моим хозяином. Рынок наш купил уже давно Арсен Розентулер. Тебе его телефон дать?» – «Не надо, – говорю. – Я его и без телефончика найду. Он – сосед Володьки Нейштадта».
Прихожу к Арсену. На дачу долго не пускали. Какой-то мужик говорит: «Арсен Александрович сейчас куру ест. Как поест – выйдет, тогда пущу». На самом деле – пустили. Арсен стал важный. Правда, старой привычки – везде ссать – не оставил. Вот и сейчас помочился под ёлкой. Спрашивает важно так: «Что надо? Завезли свежий балык». Я отвечаю: «Арсен, ничего не надо. Ни вырезки, ни балыка, ни авокадо с мангой. Нужно место, начать мне вживаться в вашу капиталистическую стаю». Арсен так спокойно говорит: «У меня очередь на палатки расписана на десять лет вперёд. Первоочередники – три генерала МВД, один подполковник ФСБ, и тебе, послу пряного посола, – добавил он усмехаясь, – делать здесь совершенно нечего. Вот свежую вырезку дать могу». – «Ну а всё-таки, ежели я встану сам, поставлю палатку рядом с рынком?» – «Пожалуйста, – говорит. – Только тебя закопают в этот же вечер, уж ты не обижайся. Каждый теперь – только за себя. Времена вашего комсомола прошли, тю-тю». И, совершенно не обращая на меня внимания, закричал кому-то: «Моня, под клубнику говна-то не жалей. Смотри у меня».
Так и побрёл я, как говорят, несолоно хлебавши. Но ощущение такое было, будто в дерьме весь извалялся. Вот так-то, брат, когда темп потеряешь, потом и с ладьёй ничего не сделаешь.
Мы выпили кофию. Рассказ становился тем мне интересен, что всех этих ребят я-то знал. К ним и ехал на встречу. Ну и дела!
2. Начало
– Вот так я и мыкался до ноября. Однажды решил поехать в Москву к своей давнишней подруге, к Светочке.
Выезжаю из Хотькова, вижу – у шоссе стоят пять девушек. А холодно. Снег. Дождь. Грязь. Фонари тусклы. Я тормознул, и как меня какое провидение под бок тянуло: «Девочки, – говорю, – пойдёмте, попьём чайку. У меня идея возникла». А они, охальницы, отвечают: «Вы бы, дедушка, нам закурить дали. С вашей идеей не согреешься». И хихикают, молодые, конечно. Дуры ещё. В общем, затащил я их в кафе. «Переезд» называется. А девочки хорошенькие. Замёрзли. Голодные. Я всем яишню с салом заказал да вина красненького, и слово за слово, конечно, пошёл разговор за жизнь. Мол, работы нет. Родители пьют. Ребята гадкие. Хотьковский монастырь не берёт. «Вот и делать-то нечего, приходится мёрзнуть на шоссе. Скоро рынок закроется, нас, может, Ашот с Рубиком снимут», – мечтательно так одна, вся в веснушках, говорит.
Стало мне тошно, но идея начала оформляться. Правда, пока спонтанно так, в виде некоего туманного действа. Без плана, без расчёта.
Вот что я девицам, сам от себя не ожидал, предлагаю. «Сейчас идите по домам, сидите два месяца. Ровно через два месяца жду вас в это же время здесь, у “Переезда”». И дал им денег. Не много, так, по сотне баксов на брата. Но своих. Моя щедрость меня поразила.
Пришёл домой. Думал, считал, смотрел литературу. И через три дня родилось письмо президенту нашей многострадальной России Ёлкину.
Швец достал из нагрудного кармана пиджака потёртый конверт, вытащил оттуда ветхий документ и протянул его мне. Документ был настолько неожиданен, что я привожу его целиком, без купюр. Вместе с резолюциями.
Президенту Российской
Федеративной Республики
г-ну Ёлкину В. В.
от посла России
(на пенсии с правом
ношения мундира)
Швеца С. С.
Уважаемый господин Президент!
Демографическая судьба России и моральные устои нового общества, в становлении которого Вы принимаете столь деятельное участие, заставляют меня обратиться к Вам с предложением решения вопросов воспитания нового человека России.
Речь идёт о направлении жизнедеятельности общества, которому до сего времени не уделялось практически никакого внимания. Речь идёт о проституции.
Нельзя отрицать очевидные факты. Во-первых, проституция была всегда. Достаточно вспомнить Лаису – кокотку греков, Нинон де Ланкло – XVII век – Франция и т. д. Во-вторых, проститутки в определённых случаях играли значительную роль в политике тех или иных стран. Например, графиня Лихтенау – фаворитка Фридриха Вильгельма II, маркиза де Монтеспан, возлюбленная Людовика XIV, равно как и графиня Дюбарри и многие другие.
Следует также отметить, что дома терпимости во многих странах (Германия, Польша, Англия и ряд других) явились источниками городских доходов.
С другой стороны, попытки борьбы с этим злом не приводили к сколь-нибудь заметным результатам. Например, в 1736 году Указом Сената России предписывалось непотребных девок и женок в шинках и других заведениях сечь кошками и выбить вон. Император Павел I в 1800 году сослал в Иркутск всех (якобы) проституток. Однако в 1896 году в России было зарегистрировано 34 000 проституток. На самом деле их было раза в два больше.
Всё перечисленное, а примеры можно было бы приумножить современным состоянием этого дела, говорит только об одном – этот вопрос нельзя пускать на самотёк. Только государственное регулирование даст возможность контроля, ликвидации криминогенной обстановки вокруг проституции, медицинского контроля и, наконец, притока в казну определённых средств.
В связи с изложенным прошу рассмотреть вопрос разрешения мне в порядке эксперимента открыть в районе г. Хотькова дом терпимости под контролем государства.
Расчёт экономической эффективности данного предприятия приведён в приложении № 1.
Подпись
С. С. Швец,
персональный
пенсионер
российского значения
На документе имеется резолюция президента:
«Полагаю, в свете развития демократии, разрешить эксперимент в отдельно взятом районе.
Контроль возложить персонально на П. Керженцева.
Швеца знаю лично. Крепкий мужик. Можно доверять».
Подпись неразборчива.
Печать администрации президента
– Вот такой документик я получил. Вернее, получил я решение администрации Сергиево-Посадского района, Митинского сельсовета, села Абрамцево.