Игры с Вечностью
Шрифт:
Ад и рай в небесах, утверждают ханжи,
Я, в себя заглянув, убедился во лжи.
Ад и рай - не круги во дворце мирозданья,
Ад и рай, - это две половинки души.
Вот так и мальчик искал добро и зло, не зная, что все в нем. Чувствуя, что сходит с ума, преследуемый прекрасным образом и днем и ночью, он готов был умереть, лишь бы не мучаться так больше. И вот, доведенный до предела, и разрывающийся между любовью и долгом перед отцом Флорианом с фанатичной верой в недобросовестность женщин, Викторио молился здесь.
Его уединение прервало шуршание шелка. Викторио обернулся, и увидел ее, ту, которую он так любил и ненавидел. Первым желанием или мыслью было кинуться прочь, спастись бегством от этого искушения, но тело не слушалось, и он заворожено смотрел как она плавно и грациозно идет к нему. Она обратила внимание на монашка, который в слезах молился перед распятием. Что-то в нем показалось ей знакомым, как будто она раньше уже видела его. Просто давно. Она тоже залюбовалась им, как и он ей. Анне Доменико показалось, что он излучает свет, настолько белым казалось его лицо в этом
Анна открыла свою жизнь в пятнадцать лет, когда ее, воспитывающуюся в строгости, дочь золотых дел мастера, мачеха выдала замуж. Это случилось после смерти отца, который простудился холодными февральскими ветрами, частыми в этом месяце. С детства отец следил за поведением дочери, воспитывал ее в строгости, богобоязненности и благочестии. С помощью библии он отгораживал Анну от свободных флорентийских нравов, которые его, выходца из Брабанта, просто ужасали. То, что творилось в темное время суток на улицах и за стенами многочисленных палаццо, он знал очень хорошо от своей новой жены Беллы. Что заставило его переехать в Италию и покинуть родные земли? Согласен, фламандцы, как и их ближайшие родственники, голландцы, были (и остаются) истыми патриотами своей земли и покидают ее очень редко. Но у него была маленькая трехлетняя дочь, и он отлично понимал, что кроме него она никому не нужна во всем мире, и с его смертью не проживет и дня. Многострадальные нидерландские земли уже много десятков лет терзали войны, и края им не было видно. До того, как в 1556 году к власти не пришли испанские Габсбурги, жилось неплохо, и не смотря на все конфликты между семнадцатью частями Нидерландов, где в каждой провинции господствовал свой граф или герцог, процветала торговля и цеха. Но это прекратилось в одночасье, и жителям цветущей страны показалось, что тучи сгустились над ними, и солнце исчезло совсем с приходом захватчиков. Началась гражданская война, переросшая в Буржуазную революцию, длившуюся долгих сорок три года. Это было одно и тоже, просто названия историки дают разные. Смысл был один - семь казней египетских обрушились на эти земли, и всадники апокалипсиса, говорящие на чистейшем кастильском наречии, вторглись на их земли. С первыми ветрами надвигающейся Буржуазной революции Карл Зондаг, отец Анны, и начал поглядывать в сторону юга, где царил мир. Он знал, что золотых дел мастера нужны в любой стране мира, а голландские мастера славятся на всю Европу, уступая только флорентийским. Когда Брюссель, как и многие другие города Брабанта, Фландрии и Голландии захлестнуло Иконоборческое восстание 1566 года, с которого, в сущности, и началась война за независимость, названная революцией, он сбежал из страны. В суматохе, в которой кальвинисты громили католические монастыри и церкви, исчезали тысячи людей, дела до этого не было никому, и поэтому никто не заметил путника с маленькой дочерью на руках. Близких у Карла не было, и он никого и ничего не оставлял позади, кроме дома и мастерской. Он уже не увидел ужасов, которые опустошили страну за считанные месяцы. Этим ужасом был один человек, позвав которого для решения проблем с недовольными, Филипп II Габсбург, дал власть в руки демона. Альварес де Толедо, герцог Альба. Так его звали. В 1567 году его назначили правителем Нидерландов, и понеслось. Запылали города, людей топили заживо или сжигали в их же домах. То, как он расправлялся с восстанием, напоминало действия Ивана Грозного в Новгороде в январе 1570, но если Грозный утопил в Волхове не больше пятидесяти тысяч, то Альба перещеголял его на голову. По своей жестокости он мог сравниться, пожалуй что с самим Торквемадой, который к тому времени ровно семьдесят лет кормил червей. Но это к Анне уже не относилось, и Карл постарался забыть свою северную родину, хотя его сердце разрывала тоска и ностальгия по ней.
Белла. Мачеха. Она появилась в жизни Карла почти сразу по приезду в город, когда он только искал помещение под мастерскую. Чтобы его не ограбили по пути, он переодевался нищим, и так добрался до Италии беспрепятственно, в лохмотьях и с посохом. Люди верили его окладистой седеющей бороде. Родная мать Анны умерла от чумы, когда дочери был год, и Карл хотел, чтобы Белла заменила дочери ее. Белла прикидывалась любящей и нежной, зная, что от нее этого ждут, но ненавидела падчерицу как могла. Деньги Карла. Вот что ее интересовало, и только. Она была молода, разница с мужем в тридцать лет обещала хорошее наследство в будущем. Денте любил новую жену, а она умело и хитро наставляла ему рога в течение всей совместной жизни. Но все это так, лирика. Главным было после смерти мужа избавиться и от дочери, чтобы полностью наследовать состояние усопшего. Пусть и не громадные деньги, но их хватит до конца дней на безбедную жизнь. Выход был не сложен. Анна подрастала очень красивой девушкой, обещая в будущем стать только краше. Белла стала выходить с падчерицей в город, что прежде запрещал отец, и появились поклонники, которые от белокурой девушки не могли отвести глаз. Выбор был широк, и Белла остановила свой взгляд на Сандро, сыне богатого винодела, почетного гражданина. Сандро был не особо далек умом, но деньги и связи отца, любовницей которого была мачеха Анны, сглаживали этот недостаток. Да и ей какое дело, каков муж? Не Белле же с ним жить.
Выждав положенное количество времени, пока длился траур по Карлу, Белла выдала падчерицу за Сандро. Больше они с ней не виделись, чему Анна была искренне рада. Муж любил ее, но это грубое создание не раз поднимало на жену руку по любому пустяку. Анна мужа не любила, хотя и родила ему троих сыновей. Ох, и натерпелась же она от него. Он гулял, позоря ее и себя, пил и играл. Единственным нормальным человеком из круга общения был свекор, отец Сандро. Анна одно время была с ним близка, и подозревала, что средний сын не от Сандро, а от его отца. Но это было давно. Теперь ни свекра, ни привязанности к нему не было в живых. Замужество дало Анне выход в свет Флоренции, так как свободные граждане этого города не были дворянами, и степень их знатности определялась только количеством денег в кошельке, заслугами перед городом, а так же связями, и дружбой с герцогами Медичи, правящими этой красивейшей жемчужиной Италии. И с тех пор Анна изучала эту жизнь, смотрела на козни людей, их подлость, лживость, жестокость и разврат. Весь этот котел пороков кипел в высших сферах Флоренции как уха у солдатского бивуака. Город, в котором выше всего ценилась красота и искусство, открылся для Анны Доменико во всей красе. За всеми пороками он был великолепен и бесподобен, и она влюбилась в него и его жителей, которые, конечно же, далеко не все плели интриги и искали выгоду. Да, пусть и были развратны и свободны в нравах, но что ж теперь, сжигать их всех на костре?
Анна и сама не заметила, как из благочестивой девушки, для которой грех был страшен как ладан для черта, постепенно превратилась в истинную флорентийку, которая на эти вещи смотрит не так строго, и закрывает глаза на свои и чужие ошибки. Жизнь одна, и пока ты молод, нужно ей наслаждаться. Что на это сказал бы отец? Она знает, но отец умер, а она жива, и не стоит об этом. Невозможно оставаться монахом в вертепе, и двадцать лет жизни в высшем свете оставили свои следы, заставив мутировать ее принципы в более удобоваримые для Италии. Отец вырос в кальвинистской стране, где строгость воспитания была незыблема, грехи неизменно вели в ад, а люди прятали страсть и похоть глубоко в душе. Здесь, под ласковым солнцем Средиземноморья, люди не были ханжами, не прятали взгляда, когда накатывало желание, и честно как любили, так и ненавидели, не прикрываясь благочестием. Да и возможно ли поверить, что где-то есть ад, и тебе не простят грехи, когда ты живешь в раю, пусть и на земле? Стоит только пройти по необычайно широким для средневековья улицам Флоренции, посмотреть на высокие белые дворцы и красивейшие церкви и соборы, поднять голову к лазурному небу, и ты сразу это понимаешь. Этот город разошелся по всему миру славой своих имен - Боттичелли, Микеланджело, Донателло, Мазаччо, Да Винчи, Верроккьо, Рафаэля, Брунеллески, Бенвенуто Челлини и многих других, которые не всегда были гражданами Флоренции, но работали здесь и украшали ее своими произведениями, создавая колорит и характер. Само Возрождение пошло отсюда. Здесь ценили красоту, и все знали Анну Доменико, одну из самых красивых женщин Флоренции. Не знал ее имени только Викторио, застывший под ее взглядом.
Ну почему же он казался Анне таким знакомым? Она готова была поклясться, что видела его раньше, но она не знала только, где. Красив. Но он монах, а она ненавидела монахов, потому как считала их лживыми и тайно порочными, что хуже, чем открыто греховные люди. Эта нелюбовь шла на подсознательном уровне, с самого детства, и даже строгий отец с этим не мог ничего поделать. Но этот монах ей нравился, привлекал ее, не вызывая брезгливости. Она не могла не заговорить с ним, сил бороться с искушением не было. Ей вдруг страшно захотелось узнать о нем как можно больше, и попытаться разобраться в себе, отчего же ее так магнитит к нему. Красивых юнцов во Флоренции хватало с избытком, были намного симпатичнее его, да и знатнее. А ей понравился именно этот. Почему?
– Я помешала твоей молитве?
– наконец нарушила молчание она. При этих словах она немного прикрыла красивые, карие миндалевидные глаза, и чуть приоткрыла чувственные, пухловатые губы, отчего у Викторио пробежали по телу мурашки, и тепло разлилось в груди.
– Нет, сеньора, то есть, да. Немного.
– Викторио и сам не заметил, как покраснел и сказал это дрогнувшим голосом. Язык начал заплетаться. Анна, конечно же, увидела его смущение, но причин ему не нашла, думая, что это вызвано исключительно ее неожиданным появлением, которое испугало монаха.
– Мне уйти?
– она улыбнулась, чарующе и мягко. От ее глубокого, нежного, томного голоса у Викторио закружилась голова. Когда за провинности отец Флориан наказывал Викторио неделей ношения власяницы, последний испытывал куда меньшие мучения, чем сейчас. Ему бы и хотелось сказать Анне, чтобы она ушла, но он не мог. Если бы он это сделал, то ни за что бы себе не простил этого потом.
– Что вы, донна.
– Он опустил взгляд, но в голосе чувствовалось раздражение. Оно было на самого себя, но Анне так не показалось.
– Тебе не понравилось мое появление.
– Констатировала она, кивнув самой себе.
– Что же, это понятно. Я тоже прихожу сюда, чтобы побыть в одиночестве, и моих слез никто не увидел. Санта-Мария Новелла славится красивейшими фресками и мертвой тишиной. Я сейчас уйду, чтобы не мешать.
– Не надо!
– Викторио сказал это настолько резко и чистосердечно, что Анна поразилась. Она привыкла, что доминиканцы врут и прячут при разговоре с тобой глаза, но этот мальчик был противоположностью.
– Не надо. Я сам уже заканчивал молитву.