Игры с Вечностью
Шрифт:
"Он хочет, чтобы я осталась, но сам не рад этому, и так же хочет, чтобы я ушла", - думала Анна - "что-то за этим кроется. Нужно разведать".
– А о чем ты молился?
– Анна заглянула ему в глаза.
– Я обычно за брошенных детей молюсь.
– О своей грешной душе.
– Мрачно изрек Викторио, с такой серьезностью, что Анна не удержалась от смеха.
– Грешной душе? Не знала, что у монахов тоже есть чувство юмора. Сколько же тебе лет, что душа успела стать грешной?
– Не смейтесь, сударыня, ради всего святого.
– Викторио с укором посмотрел на нее.
– Я серьезен.
– Я вижу. Так сколько тебе?
–
– Еще только семнадцать.
– Поправила она.
– И ты уже успел нагрешить?
– Да, сударыня.
– Что, хлеб спалил, когда пек?
– Ироничный взгляд нарвался на холод в ответ.
– Ладно, извини. Нет, я понимаю, когда бывшие солдаты приходят в монастырь отмаливать грехи молодости, коих скопилось предостаточно. Но ты же не солдат, и не воевал?
– Она внимательно смотрела на него, и Викторио сгорал под этим взглядом, таял как свечка.
– Нет. Я с шести лет воспитывался в монастырских стенах, в строгости и благочестии.
– Он спокойно смотрел ей в глаза. В голове не было и мысли, он только хотел, чтобы этот разговор длился вечно, не смотря на всю его щекотливость. Викторио был скрытен по своей сути. С чего он с ней так откровенничает? Вот ведь вопрос.
– Но в монастыре сильно не нагрешишь, даже при желании.
– Она строго посмотрела на него.
– Ты убил кого-то?
– Нет, сударыня.
– Викторио опустил взгляд, начав изучать пол. Он замолк.
– Значит, прелюбодействовал или воровал.
– Анна заметила, что он не хочет говорить о грехе, но ей было очень интересно узнать истину. Обычное человеческое любопытство брало верх над тактичностью. Поэтому она сделала попытку вывести брата Викторио на эмоции, чтобы он сам себя выдал в порыве негодования. То, что его грех невелик, для нее не подлежало сомнению, настолько честным и порядочным выглядел монах. Не отравил же он, в самом-то деле пол монастыря?
– Нет, сударыня.
– Негодующе возразил монах.
– Как вы могли подумать, что я на такое способен! Я полюбил...
И тут Викторио осознал, что под воздействием благородных чувств он сам себя выдал. Отступать уже не было смысла, но и продолжать не хотелось. Он вскочил, намереваясь броситься к выходу, но рука Анны мягко легла на его плечо, и он остановился, как будто встретился с каменной стеной.
– Пошли в садик за церковью, присядем, поговорим.
– Она подошла настолько близко, что он чувствовал ее дыхание. Загипнотизированный этим он готов был пойти за ней и в Ад.
– Если ты не против, конечно. Я могла бы тебе дать несколько советов, как себя вести.
Анна заинтересовалась этой ситуацией. Она на самом деле сочувствовала молодому монаху, и хотела помочь. Она поговорит с ним, чтобы он не убивался так, и не лил слез по поводу греха, какой таковым не является.
– Да, пойдемте.
– Викторио кивнул, а она взяла его под руку.
Садик представлял собой маленькое кладбище, на котором покоились священнослужители и знатные граждане Флоренции, жившие, видимо неподалеку от этой церкви. Плодовых деревьев там не было, но росли розы, тюльпаны, маки и другие цветы. Кусты ежевики и несколько рябин дополняли картину. Но это все летом, а сейчас был конец января, и землю покрывал тонкий слой снега, обещавший растаять в ближайшую оттепель. Они сели на каменную скамью возле одного из надгробий, в полуметре друг от друга. Скрытый от глаз прохожих высокой стеной, садик на заднем дворе идеально подходил для тайной беседы, тем более что стена выполняла вторую функцию - защищала от ветра.
– Так, рассказывай.
– Анна начала первой.
– Да не о чем рассказывать.
– Викторио очень смущался, но он не мог прервать этот разговор. Он только и желал в этой жизни, чтобы вот так сидеть возле нее, той, которую полюбил без памяти. Мысли путались, и он искал выход из положения. Сколько же мучений было в эту минуту. Он давал слово настоятелю, что никогда не доверится женщине, что он их презирает, и тут такое.
– Я с ней незнаком. Увидел здесь, она прихожанка этой церкви. Я даже имени ее не знаю.
– А как она выглядит?
– Анна не удержалась от этого чисто женского вопроса.
– Она красива, грациозна...
– Викторио, казалось, был далеко в эту секунду.
– Наверное, знатная дама. Внешне? Она очень похожа на вас.
– Она молода?
– Ей за тридцать, похоже.
– Тогда проще. Многие дамы, и знатные и не очень заводят молодых...
– она осеклась, вспомнив, что говорит с монахом.
– Ты красив, и можешь рассчитывать на благосклонность. Пусть не станешь мужем, так что же? Она может быть твоей, если оценит. Ты только заговори с ней, познакомься...
Викторио во время этих слов сидел молча, опустив голову и слушая ее. Он поднял голову и перебил, мягко и с такой грустью, что у Анны защемило сердце. Его глаза принадлежали, казалось, не юноше, а взрослому, прожившему немало лет человеку и видевшему столько, что он устал ото всего. Боль в этих глазах читалась без каких-либо усилий.
– Сударыня, вы забыли. Я монах, брат Викторио. Так меня зовут. Монах дает обет безбрачия на всю жизнь, и даже думать о женщине тяжелейший грех, не то что любить ее. Как вы не поймете? Моя душа обречена на вечные муки после смерти. И это меня угнетает, а не то, как с ней познакомиться. У меня даже и мысли об этом не было. Я разрываюсь между ненавистью к себе, как к клятвопреступнику, и любовью к ней. Пойти дальше я не могу, так как тогда не спасусь от ада, и предам своего наставника, который подобрал меня на улице и дал жизнь, избавив от смерти. Не пойти дальше я тоже не могу, потому что сойду с ума. Я уже начал. И теперь как мне быть? Любить нельзя, а разлюбить невозможно. Не будь я монахом, я бы что-то сотворил с собой, но я не могу подвести так настоятеля.
– Бедный мальчик...
– Анна посмотрела на него с состраданием.
– Что же с тобой сделали? Ну кто тебе сказал, что любовь это преступление? Что это грех?
– Но это так. Для монаха, давшего обет. Да и не только. Женщина - вместилище порока...
– Викторио и самому показалось, что говорит в эту секунду не он, а отец Флориан.
– С чего вдруг?
– Анна удивилась.
– С чего бы это?
– Ну как...
– Викторио посмотрел на нее как учитель на школяра, забывшего где находится его родной город на карте.
– Об этом в священном писании сказано. Экклезиаст: "Женщина горше смерти, она - петля охотника, ее сердце - тенета, ее руки - оковы. Кто угождает Богу, тот ее избегает, грешник будет ее уловлен...". И еще брат Шпреген и брат Инститорис писали это. Они писали, что Бог выделил мужчин, когда сотворил первым Адама. Женщина сотворена из его ребра, она лишь часть тела его. Ева - первопричина грехопадения, из-за нее все люди изгнаны из рая. А женщины лишь ее верные дочери...