Игры Сатурна. Наперекор властителям
Шрифт:
— Вы считаете… когда мы увидим конечный результат… В общем, сможем ли мы тогда отмыться от всей этой крови?
— Нет. Мы платим самую дорогую цену из всех!
Весна в гористой Сьерре холодная и сырая. Талые воды из лесов и горных ущелий сбегают ручьями в реки, выходящие из берегов и заставляющие трещать по швам каньоны, через которые они проложили себе русла. Ветер рябит лужи на дорогах. Первыми почуявшие приход весны осины выглядят восхитительно в своих зеленых нарядах на фоне сосен и елей, хмуро устремившихся в лазурную высь. Ворон жмется поближе к земле — «кар! кар! Берегись чертова ястреба!..» Но когда выходишь из леса, мир снова превращается в помятую голубовато-серую необъятную громаду, где солнце отражается на остатках нерастаявшего снега и ветер отдается гулкой пустотой в ушах.
Капитан Томас Дэниэлис из полевой артиллерии армии лоялистов ТША направил своего коня в сторону. Это был молодой курносый парень. За его спиной целое отделение солдат, покрытых грязью с ног до головы, поскальзываясь и отчаянно матерясь, пыталось вытащить засевший в рытвине орудийный тягач. Его мотор, работающий на спиртовой смеси, был слишком хлипок, чтобы делать нечто большее, чем просто вращать колеса. Мимо устало прошлепала пехота, понуро сутулясь, слишком измотанная сырыми привалами и пудовыми комьями грязи, набравшимися на сапоги. Колонна змеилась из-за горбатого утеса далеко внизу на склоне и уходила по разбитой дороге, исчезая за кромкой горного хребта. Порыв ветра доносил до Дэниэлиса запах пота.
«Но они отличные парни, — думал он, — Грязные, остервеневшие, но они старались изо всех сил». И уже его-то рота сегодня точно получит горячую пищу, даже если ему придется пустить самого квартирмейстера на жаркое.
Копыта его коня зацокали по древнему бетону, обнажившемуся из-под слякотной жижи. Если бы сейчас были прежние времена… Но мечтаниями особенно не повоюешь. Повсюду вокруг были земли, по большей части покинутые, на которые заявили свои права «святые». Они уже давно перестали быть угрозой, и теперь с ними даже велась мелкая торговля. Но из-за них горные дороги так и не сочли нужным перемостить, и железная дорога заканчивалась в Хэнгтауне. Так что экспедиционным силам, высланным в район озера Тахо, придется пробираться своим ходом через безлюдные леса и заснеженные горы. Бог — в помощь беднягам…
«Господи, не оставь без помощи и тех, кто в форте Накамура!» — подумал Дэниэлис. Поймав себя на этой мысли, он недовольно поджал губы и, хлопнув в ладоши, пустил своего коня галопом, с ненужной жестокостью вонзив шпоры ему в бока. Конь понес всадника к высшей точке горного хребта, высекая искры из-под копыт. Сабля, подпрыгивая, больно била капитана по ноге.
Остановив коня на гребне, он поднес к глазам полевой бинокль. Отсюда он осмотрел изрезанный утесами горный склон, усеянный беспорядочной мешаниной валунов и обломков, по которому скользили тени облаков, уходящие во мрак ущелья. Затем он переместил свой взгляд на противоположный склон по другую сторону пропасти. Рядом с копытом его коня из трещины в камне пробилось несколько чахлых пучков травы, да где-то в нагромождении валунов неподалеку посвистывал рано пробудившийся от зимнего сна сурок. Но это были единственные признаки жизни. Замка он не увидел да, впрочем, и не ожидал увидеть. По крайней мере, пока. Уж кто-то, а он-то знал эти края!
Хотя нельзя быть чересчур беспечными. Было жутковато от того, что им удалось продвинуться так далеко, ни разу не встретив следов неприятеля, да и вообще чьих-либо следов. Высылать передовые отряды на поиск повстанцев, которые не находились. Постоянно сидеть в седле, напрягая мышцы спины в ожидании стрелы вражеского снайпера… Но снайпера тоже не было и в помине. Старый Джимбо Макензи не из тех, кто стал бы праздно отсиживаться за стенами своего форта, да и «Катящиеся камни» получили свое прозвище не за красивые глаза!
«Если, конечно, Джимбо еще жив. Откуда мне знать, так ли это? Может быть, вон тот ястреб над головой и есть — тот, что выклевал ему глаза?..» — пронеслась мысль у капитана.
Он передернулся и заставил себя внимательно всмотреться в дальний склон. Главное — не думать о Макензи. О том, как он мог орать на тебя, и помыкать тобой, и насмехаться, а тебе было на это наплевать… Как он хмурил брови, задумавшись над шахматной доской в партии, где ты уже десять раз мог положить его на обе лопатки, и ему было на это наплевать! Каким гордым и счастливым он стоял на свадьбе рядом с дочерью… Не думать и о Лоре, которая прилагает все силы, чтобы скрыть от тебя, как часто она плачет по ночам. О той, что носит сейчас под сердцем внука Макензи, просыпающаяся ночью одна в их доме в Сан-Франциско от дурных снов, которые часто бывают у беременных. У каждого из солдат, идущих сейчас вместе с ним на штурм замка, о стены которого разбивались все армии до единой, когда-либо посланные на приступ, — у любого из них остался кто-то дома. И одному Богу известно, у скольких из них есть кто-то на стороне повстанцев! Так что, нужно при всей видимой безмятежности держать ухо востро.
Стоп! Капитан застыл. Ага, всадник… Он настроил бинокль получше. «Один из наших!» — заключил он. Лоялисты добавили к своему мундиру голубую ленту. «Возвращающийся разведчик». Он почувствовал возбуждение и решил выслушать доклад из первых уст. Но всадник все еще был в миле от него и с трудом преодолевал каменистый склон. Чтобы перехватить его, спешки особенной не требуется. Дэниэлис продолжал изучать окрестности.
В поле его зрения появился разведывательный аэроплан. Он выглядел неуклюжей стрекозой, и на его пропеллере отражалось солнце. Треск его мотора усиливался горным эхом. Он явно был придан в дополнение отряду разведчиков и снабжен средствами двусторонней радиосвязи. Впоследствии он должен взять на себя функции артиллерийского корректировщика. Делать из него бомбардировщик не было никакого смысла, потому что форт Накамура был в состоянии безболезненно пережить любой бомбовый удар, который мог бы нанести крохотный аэропланчик, а вот сбить его форту не составило бы никакого труда.
Дэниэлис услышал шорох у себя за спиной. В мгновение ока всадник и конь развернулись, словно одно целое. В руке капитана был пистолет.
Он тут же опустил его.
— О, прошу меня простить, философ.
Человек в синем плаще кивнул. Его суровое лицо осветилось улыбкой. Ему было около шестидесяти. Волосы его были седыми, а лицо покрывали многочисленные морщины. Но, похоже, даже в этих высотах он продолжал чувствовать себя, как рыба в воде. На груди у него горела золотом эмблема с символом «Инь и Янь».
— Ты слишком нервничаешь, сын мой, — произнес он. Едва уловимый техасский акцент слышался в его речи. Эсперы признавали законы тех мест, где жили, не считая однако, ни одного из мест своей родиной; в качестве отчего дома их не устраивало не что иное, как само человечество, а возможно, и вообще весь пространственно-временной вселенский континуум. Как бы там ни было, но престиж и влияние ТША значительно возросли, когда во время восстановления Сан-Франциско, там был возведен неприступный Централ ордена эсперов. Со стороны Великого Искателя не только не было возражений — напротив, было высказано искреннее желание, чтобы философ Вудворт сопровождал экспедицию в качестве наблюдателя. Не последовало протестов даже от священников — церкви наконец-то усвоили, что учения эсперов абсолютно нейтральны в отношении религии.
Дэниэлис натянуто улыбнулся:
— Можно ли винить меня за это?
— Винить — нет, а вот совет дать — можно. Такой настрой вреден. Он лишь изводит тебя. Ты сражаешься в этой схватке вот уже несколько недель, а она еще даже не начиналась.
Дэниэлису вспомнилось посещение их дома в Сан-Франциско апостолом. Он пригласил его в надежде, что Лора сможет обрести хоть немного покоя. Тот высказался тогда еще образнее: «Нужно мыть лишь по одной тарелке за раз…» Это воспоминание заставило слезы навернуться на его глаза, поэтому он грубо произнес: