Игры сердца
Шрифт:
— Есть и другие вещи, — продолжал он. — Ты упомянула, что хочешь детей. У меня их уже двое, и я не хочу больше детей. Ты живешь в Техасе. Я живу здесь. У тебя там хорошая жизнь, хорошие друзья, ты занимаешься тем, что тебе очень нравится. Не может это получится у нас, я не могу переехать к тебе. И еще есть Дебби…
При имени моей сестры моя спина выпрямилась, и я перебила:
— Дебби?
— Да, Дебби.
— Какое она имеет к этому отношение?
— Дорогая, я лишил ее девственности. Мы были подростками, но мы были любовниками полтора года, и она твоя сестра.
— Ты не возражал две недели назад против
— У меня было время все обдумать, возникло еще и другое дерьмо.
— Ладно, давай займемся другим дерьмом, Майк, — резко произнесла я.
Его глаза стали мягче, теплее, но они все еще были отстраненными:
— Дорогая, это не обязательно должно выглядеть уродливо.
В этом он ошибался. Все и так уже было уродливо.
Я промолчала.
Он выдержал мой пристальный взгляд. Затем сделал заметный глубокий вдох.
Затем начал:
— Она сделала это по правильным причинам. Я вижу, что ты злишься, но я хотел бы попросить тебя не вымещать на ней свою злость.
Я почувствовала, как мои брови сошлись вместе.
— О ком ты говоришь?
Я чертовски надеялась, что он говорил не о Дебби. Если моя стервозная сестра схватила Майка и забила ему голову своим дерьмом, чтобы забрать его у меня, я не отвечаю за то, что сделаю с ней.
Он снова выдержал мой пристальный взгляд, видно внутренне с чем-то боролся. Я видела это ясно, как день, по его лицу.
Затем он задвигался, я наблюдала, как он обогнул диван. Я не понимала, что он делал у дивана, пока не наклонился и не поднял две тетради, которые лежали на его кофейном столике. Я не испытала грома, который поразил меня, нет, когда я уставилась на эти две тетради, смутно знакомые, он вернулся на то место, где стоял раньше, в пяти футах от меня.
Потом я вспомнила, что это были за тетради, и каждый дюйм моего тела застыл.
— Ронда нашла их, — мягко произнес он, и мои глаза переместились на его лицо, чтобы увидеть в них боль. И несмотря на то, что я злилась, должна была признать, что было больно видеть его боль. — Она принесла их мне с просьбой помочь тебе. Я знаю, и она знает о Денни Лоу.
Я уставилась на него, потеряв дар речи.
Майк не потерял дар речи.
— Мне так жаль, милая, но Дэррин нашел их, и он тоже знал.
Я продолжала молча смотреть на него.
Майк продолжал говорить.
— Мне нравилось читать, как ты ко мне относишься. Это красиво и прямолинейно, Ангел, я буду дорожить этим. Клянусь Богом, я так и сделаю. Но мне было противно читать, что Денни делал с тобой, и мне жаль, так жаль, что я не могу сказать, что ты исцелилась от этого дерьма. И, если у тебя до сих пор проблемы из-за Денни, ты всегда можешь обратиться за помощью. Я знаю, что прошло много времени, но даже демонов, которые глубоко засели, можно вытащить. И после того, как мы закончим разговор, если тебе все еще нужна будет моя помощь, я смогу дать тебе имена специалистов, с которыми ты сможешь поговорить, они помогут тебе разобраться.
Вот тогда-то я и заговорила.
— Ты их прочитал?!
Майк кивнул.
— Ты читал мои дневники?! — Спросила я еще раз, просто, чтобы понять, что не ослышалась.
— Прочитал, Дасти. Меня убивало читать многое из того, что ты написала, но я прочитал. И теперь Ронда волнуется, потому что, поделилась твоим секретом, Дэррин неоднократно говорил ей, что
— Итак, ты расстаешься со мной, потому что узнал, что парень, который оказался серийным убийцей, дотрагивался до меня.
Он моргнул, его подбородок дернулся, когда он моргнул, мгновение он колебался, прежде чем сказать:
— Все сложнее.
— Нет, не сложнее, — парировала я.
— Именно сложнее, — немедленно и твердо ответил он.
Я внезапно наклонилась и прошипела:
— Чушь собачья. — Затем сделала пять шагов к нему, выхватила дневники у него из рук и потрясла ими в воздухе. — Ты знаешь, почему у Дэррина они оказались? Потому что я отдала их ему.
Майк моргнул, снова дернув подбородком.
— Да, — огрызнулась я. — Я уезжала из города и собиралась их выбросить, а Дэррин думал, что дерьмо, которое я рисовала в них, слишком красивое, чтобы его выбрасывать, поэтому спросил, может ли он их забрать, я сказала, конечно.
Майк уставился на меня.
Я продолжала:
— Я также рассказала ему о Денни, в ту же ночь, когда все случилось. Он был чертовски зол, собрал кучу своих приятелей, нашел Денни и избил его.
Майк продолжал пристально смотреть на меня.
— У меня нет демонов, Майк, — продолжала я огрызаться. — Дэррин отвел меня к отцу Филиппу, отец Филипп повел меня к Тельме Уайтхаус. На нее напали несколько лет назад, и она вела какую-то группу самопомощи в Индианаполисе. Мы собирались вместе дюжину раз, может быть, больше. Она была классной. Такой крутой, всего несколько раз мы поговорили о Денни, а потом я это пережила, и мы говорили с ней о целой куче другого дерьма, потому что она увлекалась музыкой, как и я, и она познакомила меня с гончарным делом. Она все еще присылает мне рождественские открытки и те забавные электронные письма, которые постоянно рассылаешь всем своим друзьям на праздники, что я и делаю.
— Дасти… — начал Майк, но я тут же отступила на два шага назад.
— И Бью был не психопатом, когда я познакомилась с ним, Майк. Мудаки никогда не бывают сразу мудаками, пока не решат, что окончательно и бесповоротно подцепили тебя, что уже не вырваться, только тогда они показывают свою мудацкую сущность. Он красивый и был действительно милым, великолепен в постели. Он просто не может смириться с тем фактом, что я единственная женщина за его сорок лет, которая надрала ему задницу. Да, он тщеславный, но это его вина, а не моя. И это совершенно не круто с твоей стороны предполагать из-за того, что меня ощупывал сумасшедший, когда я училась в старших классах, ты пришел к выводу, что я неправильно выбираю мужчин. Это не так. Я не навлекаю это дерьмо на себя. Я не выискиваю их дерьмо. Просто слишком много придурков вокруг. И то, что они придурки, тоже не моя вина. Они просто придурки по жизни. Дэррин беспокоился о мужчинах в моей жизни, потому что Дэррин — мой старший брат. Так и поступают старшие братья. Они беспокоятся о своих сестренках. Он был устроен и счастлив со своей семьей. Он хотел, чтобы у меня было то же самое. Он говорил обо всем этом не только Ронде. Он постоянно говорил мне об этом, что хочет для меня.