Игры Сердец. Противостояние
Шрифт:
Стоя у широкой полностью стеклянной раздвижной двери Киара смотрела на звёзды. В окно дышала прохладная ночь, и она впитывала её в себя, наслаждаясь каждым тёмно-синим глотком. Тьма была бархатной, тёплой, окутывающей пространство, но странным образом не являлась кромешной: вместе со звёздами на небе присутствовала луна. Присутствовала тайно, потому что взглядом ночного светила было не обнаружить. Как истинная «женщина» призрачная спутница Земли скрывалась за облаками, но её лучи рассеянным свечением долетали до земли, пронизывая висящие по бокам двери прозрачные шторы. Они заигрывали с каждой ниточкой, заставляя их мерцать и сиять, и делали атмосферу в комнате особенной, невесомой, наполненной тайной. Киара не зажигала света, наслаждаясь чарующей полутьмой. Сюда же, в приоткрытые створки врывался едва уловимый ветерок, и она ощущала его кожей, прикрывая глаза, чтобы сконцентрироваться на мягких прикосновениях. С некоторых пор это место в доме
С тех самых пор, как её муж три дня назад демонстративно увёл её из особняка Арора подальше от скандала и разгневанной дади, они снова были наедине, если не считать практически незаметного присутствия Сафы. Ясная женщина жила вместе с ними, но никоим образом не докучала, и ежевечернее любование звёздами вкупе с засыпающим городом стало маленьким ритуалом Рэйтана и Киары, настоящей потребностью, приносящей душе мир и покой. Киара сделала несколько шагов вперёд, выходя на не освещённое ничем пространство. Это место в доме стало любимым ещё и потому, что широкие раздвижные двери вели из комнаты прямо на веранду, где так здорово было ходить босиком, впитывая стопами накопленный за день полом уютный жар, сконцентрировавшийся в дереве, а затем медленно отдающий его. Здесь же в дальнем углу стояла ажурная беседка, словно сошедшая со страниц «Тысяча и одной ночи», лавочка, плетёное подвесное кресло качели, по форме напоминающее изящную каплю и выстланное изнутри мягким матрасиком, так, что в нём можно было с комфортом уснуть, и также ажурные, вмещающие в себя объёмные горшки с растениями, цветочницы. Вокруг благоухал цветы. Благодаря тому, что дом располагался на вершине приличного холма, он возвышался над соседними домами и давал взгляду отличный обзор. Именно благодаря этому Киара постепенно привыкла любоваться не только звёздами, разобрав, что зрелище ночного города тоже по-своему завораживает.
Мегаполис всегда засыпал медленно. Сначала на него бархатно опускались сумерки, тягуче протягивали свои мягкие лапки между домами, а затем превращались в густой вечер, неся прохладу изнемогающим от дневной жары зданиям. Все потихоньку начинали блаженствовать, погружаясь в неторопливую ауру неги. Облегчение, снисходящее на перегретый за день Чандигарх, ощущалось даже на расстоянии. Миллиарды огней вспыхивали и гасли, делая город сначала похожим на большой, мерцающий в ночи жёлтый бриллиант, а затем на сказочный костёр, который затухал, переливаясь тлеющими угольками… Чтобы утром вспыхнуть вновь, только уже другим, бодрым сиянием. Впрочем, последнее Киара додумывала, так как видеть пробуждающийся город ей пока не приходилось: каждое утро она встречала в объятиях Рэйтана, тая от его ласк.
Каждый день её муж уезжал на работу. С ней в их уютном особняке оставалась Сафа, которая с радостью подключилась к домашним делам и даже к изучению латыни. У женщины родившейся и выросшей в Гималаях оказалась на диво цепкая память и явная выраженная способность к языкам. Очень скоро они с Киарой болтали на древнем языке, практикуясь и совершенствуясь, и веселя по вечерам Рэйтана, когда он возвращался домой. Как-то так получилось, что однажды к ним в гости набился дядя Вишал и Рэйтан не смог ему отказать, хотя сначала не собирался пускать в этот дом никого из своих родственников. Точнее, не собирался показывать им место, где они с Киарой нашли уединение. Но дядюшка смотрел на него такими умоляющими глазами, выглядел, словно умирающий без воды, что Рэйтан сокрушённо махнул рукой и разрешил, прекрасно понимая что (а точнее кто!) манит сюда Вишала. Тот воспрял, а затем зачастил в гости, сделавшись в доме почти постоянным посетителем. Пару раз к нему присоединился Арджун однажды втайне от своей мамы (и дади, конечно же), а затем и миссис Деон Униял добавилась в комплекте. Так вот и вышло, что номинально почти все жильцы особняка Арора улучшенным составом перебрались сюда, оставив дади буйствовать одну в доме и гонять безответных слуг. Нани тоже навещала внучку, хотя не так часто как ей того бы хотелось, и в моменты визитов выдавала свои остроумные реплики, развлекая людей. Киара заулыбалась, вспоминая хоровод родственников, который не давал ей скучать. Зато вечером она была предоставлена только Рэйтану! По старой гималайской привычке Сафа ложилась спать очень рано, а Рэйтан, как раз к этому времени закончивший рабочие дела, освобождал себя для любимой.
Впрочем, присутствие Сафы не напрягало и днём. Удивительным образом ясная женщина умела быть нужной и в то же время оставаться незаметной, как воздух. Она была словно солнце, что необходимо для жизни, и в то же время которое невидимо, пока на нём не концентрируешь внимание. А ещё присутствие Сафы дарило гармонию и радость. И, как это не непостижимо – делало их отношения с Рэйтаном ещё острее. Они больше не могли открыто касаться друг друга, как позволяли себе раньше, когда в доме кроме них никого не было, но их взаимное притяжение от запрета становилось лишь сильнее. Они томились, желая друг друга, с нетерпением искали возможности по-настоящему остаться наедине и иногда не выдерживали, срываясь в быстрые ласки, когда думали, что Сафа их не видит. В такие моменты женщина потаённо улыбалась, мечтательно вздыхая, и вспоминала собственную молодость с рано ушедшим мужем. Наблюдая, как Рэйтан удерживает в своих руках тоненькие пальчики Киары, стремясь насладиться каждой секундочкой единения, она вспоминала, что муж делал точно так же, находя удовольствие в «случайных» прикосновениях, говорящих взглядах и нежных улыбках. Даже на расстоянии она чувствовала летающие между молодыми людьми искры и часто уходила спать пораньше, чтобы дать им больше времени побыть наедине. А ещё, думая о влюблённых, Сафа предложила им новый день свадьбы, который ей словно кто-то шепнул свыше, мягко, но настойчиво убеждая, что синдурана именно в то мгновение – это есть хорошо…
Когда в окно ворвался свежий порыв ветра, Киара зябко повела плечами, справляясь с мурашками. На самом деле прилетевший воздух был тёплый, напоенный ароматами цветов и трав, подхваченных ветром с близлежащих холмов, но она замерзала без своего любимого. Привыкнув ощущать его руки вокруг своей талии и тепло его тела у себя за спиной, она чувствовала, что ей сейчас зябко. Не оглядываясь, Киара прислушалась, мечтая услышать шаги любимого. Сердце билось через раз, пропуская удары. Обычно в такие моменты Рэйтан подходил сзади и, молча, заключал её в объятия, словно помещая в центр круга, ограниченного его руками. Молчала и она, впитывая успокаивающие токи надёжности и защиты, исходящие от горячих рук. Таких невероятно мужских, сильных, любимых. Откинув голову на плечо Рэйтана, она блаженствовала. Уплывала на волнах в безбрежную даль, что зовётся счастьем и эти волны несли её бережно-бережно, слегка покачивая. А уже в той дали ей были даруемы радужные крылья, рождённые любовью.
А потом любимый начинал двигаться! Он соблазнял, лаская и едва дотрагиваясь, чертил кончиками пальцев обжигающие дорожки на её руках и плечах, дразнил грудь, мучая то нежными, то сильными прикосновениями, искушал даже учащающимся стуком своего сердца и действовал так до тех пор, пока она не начинала всхлипывать и постанывать, прижимаясь к нему в нетерпении. Умело и уверенно Рэйтан разжигал в ней пламя страсти, и кончалось это всегда одинаково: мужчина брал её на руки и уносил в спальню, где они забывали обо всём до утра. Киара улыбнулась, вспоминая их безумства. Теперь она ощущала себя полноценной женщиной, принадлежащей ему навсегда. И подтверждением на шее тёплым объятием висел ещё один подарок Рэйтана, который муж преподнёс ей недавно, в одну из ночей, когда они лежали полностью обнажёнными, утомившись после долгой любви. Это был медальон с крупным камнем золотисто-жёлтого цвета, потрясающим чистым оттенком и неподражаемыми рыже-коричневыми искорками, вспыхивающими в самой глубине. Камень висел на длинной цепочке, отбрасывая золотые лучики, и по его контуру шла оправа в виде четырёх очень тонких изящных лепестков-травинок, выполненных из белого золота. В некоторых местах «травинки» были украшены вкраплениями крошечных бриллиантов, и смотрелось украшение изыскано и строго аристократично. Удивительное дело, но лучистые капли бриллиантов нисколько не перетягивали на себя внимание, а наоборот, лишь оттеняли красоту и прелесть камня находящегося внутри.
– Говорят, что жёлтые – самые редкие, – смущённо усмехнувшись, произнёс Рэйтан, когда вешал медальон ей на шею и с удовольствием поправил цепочку, наблюдая, что лучистый подарок лёг как раз между грудей любимой, как он и планировал.
– Зрелище только для меня! – интимно шепнул он, целуя сначала грудь, отчего Киара возбуждённо ахнула, а потом место, куда лёг камень. – Это топаз, минерал верности, великодушия и счастья. Наши предки считали, что он способен подарить радость жизни в любой ситуации. Как раз то, что нам нужно, правда? А ещё он помогает обострить вкусы, теряет свой цвет на солнце и восстанавливает его в темноте, ночью. Я подумал о тебе, как только увидел его.
Прижавшись к губам любимого, Киара нежно благодарила. А затем, приподняв медальон, поднесла его к глазам, вглядываясь в мерцающие золотисто-коньячные переливы, вспыхивающие в глубине. Рэйтан любовался.
– Совсем как твои глаза, – резюмировал он, наслаждаясь соответствием цвета глаз жены и золотых искорок, танцующих в камне.
От любимой и от топаза исходила одинаковая энергетика, и теперь он уже не мог представить родную малявку без такого украшения.
– Будет мой талисман! – шепнула Киара, невероятно польщённая.
– Меня ждёшь?
Сильные руки мужа, неслышно подошедшего сзади, уверенно обхватили её за талию и притянули к твёрдому телу. Киара заулыбалась: пришёл! Не иначе Рэйтан воспользовался своим умением бесшумно подкрадываться, раз она его не услышала, замечтавшись. А Арора, увидев в отражении стекла радость, возникшую на лице милой, с довольной улыбкой уткнулся носом, а затем и губами в тёплую девичью шею, запечатлевая на ней собственнический поцелуй.
«Только моя!» – всегда билось в такие моменты в его голове, а в руках Рэйтан лелеял своё упрямое счастье.