Игры скучающих купидонов
Шрифт:
— Скажи честно, что между вами произошло? — а в глазах застыл страх.
Я поднялась, дошла до сумки, вытрясла ее на кровать и протянула Галке мобильник.
«Я устал ждать, когда ты меня заметишь».
— А ты его заметишь?
— Нет. Никогда.
— Значит, у меня есть шанс, — Галка грустно улыбнулась. — Надо всего лишь отдать тебя замуж. Тогда у Кита исчезнут все иллюзии.
— Отдай меня замуж, Галчонок. Очень прошу.
— Завтра же утром займусь. А теперь спать, — подруга закопалась под одеяло. — Выключай
Через минуту, когда шампанское и усталость нервного дня победили пытающийся соображать мозг, Галка спросила:
— Жень, как ты думаешь, купидон один работает или в паре?
— В смысле?
— Вот смотри, — она повернулась на бок, чтобы видеть мои сонные глаза. Ее потонули во мраке, и я только догадывалась, что вот этот беленький блинчик — Галкино лицо. — Кит запал на тебя, я на Кита, а ты… О тебе сейчас не будем.
— Почему это?
— Тут все слишком неопределенно. Как уравнение из сплошных неизвестных.
— Ладно, допустим. И? Причем здесь малыш в памперсах?
— А при том, что он плохо выполняет свою работу. Такое впечатление, что пуляет налево-направо без какой-либо системы. Вот и получается, Кит любит тебя, я люблю его, а ты… О тебе сейчас не будем.
— А если бы маленьких засранцев было двое?
— Они хотя бы контролировали друг друга. И договаривались. Давай я подстрелю того, а ты вот эту и посмотрим, как они сольются в экстазе. Все было бы гораздо честнее. Не было бы этих чертовых треугольников.
— Я думаю, что купидонов гораздо больше. И бьют они кучно, чтобы мы все-таки встретились со своими половинками. А то представь, один заприметил меня здесь, а второй приглядел мне пару в устье реки Лимпопо. И куковать мне тогда в одиночестве, потому как в Африку я ни за что в жизни не поеду.
— Почему это?
— Там СПИД.
— Как ни крути, — подруга тяжко вздохнула, — не видать мне Никитку как своих ушей.
— С чего взяла?
— Ну ты же в Африку не поедешь.
Я стукнула Галку по лбу.
— Давай лучше думать, что купидонам некогда скучать, тогда они не будут развлекаться, соединяя несоединяемые пары?
— Давай, — согласилась Галина. — Но ты на всякий случай грудь-то оголи.
— А это еще зачем?
— Чтобы твой купидон не промазал. А то лежишь на боку, а вся подушка поди уже стрелами истыкана.
— Ага. Сейчас фломастером еще мишень нарисую…
Резкий звонок в дверь заставил открыть глаза. Утро.
Пусть хмурое, без солнца, но … позднее. В семь утра не может быть так светло.
— Блин! Галка, проспали! — пробегая мимо часов, успела заметить, что почти десять.
Кутаясь в простыню, открыла дверь.
Светлана Сергеевна жала на кнопку звонка с остервенением. Видела, что я уже открыла, но все равно не отпускала.
— Что-то случилось? — осторожно спросила я.
— Ты… ты… — она все-таки сняла палец с кнопки, и наступившая тишина показалась божественной. — Ты заигрываешь
— Навет и оговор! — раздалось за моей спиной. Я сделала шаг в сторону. В коридоре, почесываясь и зевая, стояла совершенно голая Галка. Ее темные соски дерзко смотрели на опешившую хозяйку «Пилюли».
— Да! — кивнула я. Простыня съехала с моего плеча и оголила гораздо больше, чем я хотела бы показать своей начальнице. — Злые языки и старческий маразм!
Я прекрасно поняла, откуда дует ветер.
Что-что, а вновь попасть в Евклидово пространство, где мне плохо и тоскливо, я не хочу.
Глава 7. Ошибка Фенимора Купера
Любая страсть толкает на ошибки, но на самые глупые толкает любовь.
День прошел спокойно. Даже как-то уныло, чему способствовала не только хмурая погода, но и очередь из чихающих больных. Здоровые в аптеку сегодня не заглядывали. Даже за презервативами. И порадоваться хоть за какую-то удачницу не получилось.
Галка отправилась в поселок делать эскизы к новому проекту и просила не будить до лета, воинственная Светлана Сергеевна, надавав виртуальных оплеух притихшей Марь Степановне, укатила в Москву. Кирюсик же, шепнув мне на ухо «спасибо, бро», отбыл охмурять какую-то новенькую из аптеки на Боткинской, о чем тамошние старожилы тут же растрезвонили по сети через группу сопротивления под названием «Сукины дети». Понятно же, о какой суке идет речь?
Помыв после вчерашнего Галкиного обжорства посуду, выпив прямо из бутылки остатки шампанского, увы, уже выдохшегося и теплого, легла на кровать и, развязав халат, подставила грудь мифическому купидону.
— Ну, пальни! — попросила я шепотом. — Пусть хоть приснится то, что люди получают даром.
Купидон, наверное, показал фигу, потому как грудь только замерзла, превратив соски в камешки.
— Эх, ты! — поругала я крылатого засранца и повернулась на бок. Сложила ладони под щекой и уставилась в окно, где опять валил снег.
А хотелось в Африку, под солнышко. Или к какому-нибудь жгучему мачо под бок.
В доме стихло, за стеной перестал орать телевизор, шины все реже шуршали по шоссе, а сон не шел.
«Любарум!» — вспомнила я и, сунув ноги в тапочки, побежала на кухню.
— Раз, два, три, четы, пять! Сон — не сон приснись опять!
— Где ты ходишь, женщина?
У костра сидел мужчина. Красивые руки расслабленно покоились на его коленях, а на груди лежали две толстые, перевитые кожаными ремешками, косы. Прямой пробор иссиня-черных волос открывал высокий смуглый лоб. Опушенные длинными ресницами глаза, которые в женских романах называют не иначе как «бархатистые», смотрели на меня в упор.