Игуана
Шрифт:
– Надеюсь, на конечной цене этот «брачок» не скажется, – предположила Сигма, аккуратно упаковывая реликварий в ветошь, а затем в сумку из жесткой ткани, с какими ходят по Москве «челноки». Туда уже были уложены остальные заказанные вещицы. Пора было и уходить.
В соответствии со своим сценарием, она, ещё раз проверив, не осталось ли следов, аккуратно закрыла за собой дверь, и, осторожно ступая, вышла в подъезд. Приоткрыв дверь, выглянула во двор.
Тихо…
Просочившись на улицу Сигма тут же юркнула в окружавшую дом заросль каких-то кустов, а уже из них выскользнула на асфальтовую подъездную дорогу.
– Слава Богу, отморозки машину не увели, – подумала она. – А то был такой случай, вышла вот так же с сумкой, в которой была коллекция миниатюр на пару миллионов баксов, а «тачки» – нет как нет.
Не спасли ни сигнализация, ни секретки. Хотя сигнализация во вред может обойтись дороже, чем если «тачку» свиснут… Но факт, – нет машины. Пришлось «частника» брать, лишний раз засвечиваться. Ну, да наверняка «чистильщик» потом этого частника убрал.
У каждого своя работа.
Татьяна Большакова хорошо видела, как Сигма, не знавшая её, естественно, в лицо, выскользнула из подъезда. Дождалась, пока та не уедет на своей машине… Проверила, не сорвались ли за ней какие-нибудь машины из ментовской «наружки». Все было тихо.
Она зашла в подъезд. С отвращением втянула запах мочи. Кошек она любила. А котов – нет. Почему-то она была уверена, что гадят в подъездах исключительно коты.
Брезгливо морща нос, она поднялась на нужный этаж, осмотрела дверь.
Ну, дверь вскрыта так аккуратно, что даже слишком. Придется перед уходом раскурочить её, чтобы больше загадок ментам было.
Татьяна вошла в квартиру. Прошлась, по всем комнатам. Поверила, распыляя специальные жидкости и порошки, которые через мгновение выветривались, не оставляя в свою очередь никакие следов, – не остались ли пальчики Сигмы на мебели, рамках, стенах… Все было чисто.
Конечно, если бы она знала, что на вооружение органов прокуратуры поступил приборчик, улавливающий и те следы от её спецпорошков и особых жидкостей, используемых криминальными структурами Европы, она бы поостереглась их применять. Но Татьяна об этом приборчике не знала и действовала уверенно.
Первая пуля под странным углом (может рикошет?) пробила грудь старика и вошла в спинку кресла. Вторая вошла точно в лоб выше надбровных дуг, – это хорошо – пробормотала она.
А то, что пуля осталась внутри черепа, – плохо. Идентифицировать её будет несложно. А значит надо киллеру менять свой ствол, как бы она к нему не привыкла.
Она выковыряла одну пулю из спинки кресла, вторую легко нашла в стене, впившуюся в обои и штукатурку, выпушенную стариком, уже умирающим, в сторону киллера.
Экспертам не составит труда восстановить картинку, – подумала Татьяна. – Ну и что? Только и установят, что пуля – из ствола старика, и что выпустил он её, уже умирая.
Обследовала тщательно ковровое покрытие вокруг тела, нашла то место, где Сигма становилась на колено. Опрыскала это место спецсоставом, который также, по заверениям западных дистрибьюторов, мгновенно улетучивается прихватив с собой и запах места убийства.
– Хорошо стали работать западные профи – столько всяких придумок, – удовлетворенно подумала Татьяна.
Она постояла минуту в двух метрах от тела старика.
– А зачем, собственно, киллер становилась на одно колено возле старика? Пыталась убедиться, что он мертв? Так если пуля вошла в лоб, гарантия стопроцентная. Странно.
Татьяна догадалась, зачем Сигма становилась на колено возле ещё не остывшего трупа – Сигма приподнимала веко старика, чтобы убедиться, что в глазу не застыло её изображение. «Чистильщица», конечно, не могла предположить, что в распоряжении следователя-криминалиста межрайонной прокуратуры будет устройство, позволяющее проанализировать специальное напыление на человеческой коже и в результате сложных электронных манипуляций восстановить на дисплее компьютера след пальца.
То есть снять с века старика чистый дактилоскопический отпечаток.
Татьяне даже в голову не могло прийти, что наука дошла до таких «безобразий».
– А так-то все хорошо. Все чисто.
Она прошлась по квартире, вышла на лестничную площадку и двумя резкими движениями «лапы» из нержавейки вскрыла дверь так, что создалось полное впечатление, – работал грубый новичок.
Теперь чисто, – удовлетворенно заметила Татьяна.
Уже спускаясь по вонючей лестнице она подумала:
Надо будет сегодня же передать по цепочке, чтобы киллер скинула ствол. Он засвечен. Это однозначно. Оставлять его – большой риск.
Вообще, «чистить» территории после акций одних киллеров она любила, а после других – нет.
И не всегда могла бы объяснить это как-то разумно.
После Сигмы она не любила работать. Сигма ей не нравилась.
И если придет приказ убрать Сигму после очередной акции, сделает она это с удовольствием.
Счастье и горе реставратора Нины Ивановой. Кража в «Пушкинском»
В тот вечер они говорили о японской графике «Укие-э».
Гера – самый «крутой» интеллектуал в их компании, читал свои переводы Ван Вэя:
В бамбуковой рощеЯ ночь коротаю свою,И трогаю лютню,И песни протяжно пою…И люди в лесуНе узнают, как всходит луна,Взгляну на неё я, -И взглядом ответит она…Сашка Сирнов, тоже писавший стихи и переводивший с испанского Лорку, оценил перевод приятеля редкими, но изысканно вежливыми аплодисментами.
Борька Белоусов, пока друзья соревновались в поэтических переводах, делал – наброски. И когда Сашка закончил чтение фрагмента поэмы Пабло Хименеса в его переводе, показал, друзьям, что получилось…
Смеялись тоже каждый по-своему; Сашка басом, солидно, Гера лишь усмехался в модную короткую бородку, больше напоминавшую трехдневную щетину беглого каторжника, но недавно вошедшую в моду в московском «бомонде» и носимую под смокинг, и под «джинсу». Сам Борька хохотал дробным мелким хохотком, признавая созданный им, рисунок маленьким шедевром. И только Владка Петров криво улыбался и не мог выжать из себя смеха. Потому что, если честно, Владька не мог оценить красоты ни японской графики, ни испанской поэзии, и даже шутливый рисунок Борьки, на котором вся их компания была запечатлена на горе Фудзияме, прямо под её знаменитой белой шапкой снега, в шортах, с ледорубами, в виде одноразовых шприцев на шеях вместо амулетов.