Игуана
Шрифт:
– Чем?
– Ну, брезентовым покрывалом, чтоб в глаза не бросалась, если будут искать машину с приметами. И дальше не наша забота. Картинки уже другие люди вынут и передадут заказчику, другие люди и будут менять тактико – технические данные машин.
– А что потом будет с ними?
– Да нам то какое дело? Тачки не наши. Не наша и забота.
– А мы с Сеней куда? – спросил, не сумев сдержать дрожь в голосе, Владька.
– А вы уходите по прямой – до кольца Садового, там сворачиваете направо и ставите машину во двор Союза журналистов.
– Ворота там железные…
– Ворота будут открыты…
– Дальше?
– Дальше по «лекалу» – ставите» тачки и уходите, – пешком, на метро, на такси, на ваше усмотрение.
– Ушли. Что дальше?
– Дальше мы встречаемся здесь, на квартире Сани, как наиболее свободной от любопытства предков, в виду их временного отсутствие на исторической родине.
– И?
– И нам сюда прямо на квартиру, принесут на блюдечке с голубой каемочкой по 5 тысяч баксов на брата.
– Не продешевили?
– Если бы все лежало на нас, то да, конечно, можно было бы взять и побольше. Но не забывайте, – заказ – не от нас, наводка – не наша, мы только рекогносцировку в музее сделали, «тачки» не наши и не наша забота, куда они потому уйдут, как и то, откуда их взяли, сброс добычи не наша проблема, нам не придется, как урки говорят, искать крутого барыгу, чтоб сбагрить товар. Никакого риска…
– А если нас кто запомнит в музее?
– Ну, во-первых – грим. Грим у нас классный. Боря сам нанесет все эти бровки, усики, бакенбарды, припудрит, подгонит парички, он у нас классный художник…
– Но гримером я ещё не работал…
– За пять тысяч баксов поработаешь. Это тебе не вазочки мамкины в комиссионный тайком носить…
– Я бы попросил без личных выпадов, вяло парировал Борька.
– Да ладно джентльмены, сочтемся славой… Все мы в поисках «бабок» мелочевкой промышляем. А тут сразу хороший куш. А получится, дадут новый заказ. Мне обещали. Будем в «дури» купаться…
Надо сказать, что все, что ранее говорил – Гера, было чистой правдой. У него был заказ, ему гарантировалась сброска взятого и фиксированный гонорар в баксах, ему были обещаны «тачки» для дела и даже приготовлены места для их сокрытия.
В одном он соврал.
Ему никто не обещал, что такая работа будет регулярной. Он сам так логически предположил, что если удалось один раз, почему бы не использовать их компанию, – тут он мысленно усмехнулся несоразмерности столь разных величин, – как организованную, сложившуюся преступную группу.
Ему этого никто, однако ж, не обещал. Просто потому, что с крупными заказами стоимостью более миллиона долларов в системе Игуаны не было принято рисковать. И каждый раз группа, работавшая на острие атаки, изымавшая коллекцию и потому неизбежно (грим, инсценировки, это, конечно же, детский лепет для молодых, придурков-романтиков) засвеченная, – какой-нибудь умник наверняка, если менты сядут на след и возьмут по глупости, кого-то, да идентифицирует, – так вот, каждый раз такая группа уничтожалась в течение первых тридцати-сорока минут после забора-коллекции. Но Гера этого не знал.
А потому и не мог сказать об этом своим товарищам.
Так что если он их и обманывал, то самую малость.
В тот вечер ширялись до одурения. После чего разбились на пары и разошлись по разным комнатам. Поскольку эту книгу будут читать разные, в том числе молодые и интеллигентные дамы, я воздержусь от описания происшедшего в большой квартире советника по культуре одного из посольств нашей страны в одной из зарубежных стран.
Утром выглядели помятыми. Есть не хотелось. Пили кофе, курили.
В 7. 30 утра в дверь постучали. Гонец с отвращением глядя, на, помятую физиономию хозяина, передал четыре полных шприца с героином и на словах добавил:
– Обе тачки во дворе, вот ключи. Одна вишневая «Волга» и красный «Жигуль».
– Чего такие заметные?
– А им все равно недолгая жизнь уготована – хохотнул посланник дьявола, и, небрежно скользнув взглядом по бледной роже Геры добавил:
– Жизнь, братан, вообще штука короткая.
– У кого как, – философски возразил Гера.
– Это точно, – согласился посланец.
Каждый при этом думал о своем.
Ширнулись…
После чего сразу впали в кайф, в состояние повышенной любви к окружающей действительности друг к другу, и полной уверенности, что в – жизни этой все гармонично и празднично.
– Уже перед самым выходом из дома Владьку пронесло со страшной силой.
Он долго не выходил из; туалета, мучительно краснея там от того, что задерживал акцию.
Гера нервничал, как старший в группе (он иногда сам себя иронично называл «пахан», хотя и понимал, что не совсем соответствует этому званию, – у Геры не было – наколок и он ни разу не был на зоне).
Наконец, бледный и осунувшийся из туалета появился Владька.
– Если в дороге обо…, – предупредил его работавший с ним в паре Саня Сирнов, – все, что лишнее, – оторву.
– Не торопись, ещё пригодится, – отшутился Владька.
– Ну, раз шутит значит жить будет, – подытожил Гера.
И в этом он был прав. Не знал он только того, что знала заказавшая эту акцию Игуана, – что жить они будут все, но очень недолго… – В музей прибыли минут через двадцать после открытия, чтобы народу набралось.
Все было, как и планировали. В мае в Москве было жарко. Согласно прогнозу – плюс 26. Окна на первом этане, где экспонировались работы японских мастеров из музеев России и Японии, были распахнуты.
Приличная публика вяло тусовалась, растекаясь по залам. Когда все залы оказались заполнены, Гера прошел в последний зал окна которого выходили в переулок. Там почти не было картинок, им заказанных и зал должен был выполнить свою стратегическую задачу.
Оглядевшись и убедившись, что приятели, заняли свои места в первых трех залах, и что в этом, четвертом, никто на него не смотрит, а напротив, каждый из посетителей оперся взглядом в какую-нибудь именно ему сильно полюбившуюся картинку, Гера зашел за ширму, на котором были изображены японские драконы, изрыгавшие пламя, зажег дымовую шашку, и, вбросив её за ширму же, дождавшись пока клубы дыма густо не расползлись по углу зала, крикнул, зажимая нос пальцами: