Их любовник
Шрифт:
Эль Драко дернул ртом, и Никелю показалось, что злость в его глазах какая-то не такая, словно не злость — а сомнение, может быть даже предвкушение…
«А как? — переспросил Эль Драко. — На что ты готов, Никель?»
«Для тебя — на многое, Марио, — Никель, наконец, позволил себе выдохнуть и улыбнуться, а потом резко притянул его и обнял, прижал к себе. — Ты себе не представляешь, насколько многое».
И почувствовал, как дракон в его руках тоже выдохнул, обнял его в ответ.
«Черт, я испугался, что тебя подменили, Никель».
«С
«Зимний лорд на коленях, это ж мир рухнул…»
— …и чтобы поставить мир на место, Никель утащил его в какую-то кладовку со швабрами и хорошенько оттрахал, — закончил вместо меня Бонни. — Никель знает правильный рецепт драконьего счастья.
29. Дружба народов
Москва, конец октября
Роза
Репетицию начали без нас. Мы проспали. Нагло, подло и с удовольствием. Ну а что вы хотели? Шахерезада рассказывала сказу до четырех утра, а гениям тоже надо спать.
Кстати, прийти на репетицию позже оказалось очень полезно. Особенно прийти тихо и посмотреть, а что это Петров с Гольцманом делают без нас?
Как ни странно, они репетировали. Не ждали у моря погоды, не искали с собаками волшебника с волшебными матюками, а увлеченно вкалывали. Петров уже взял следующую сцену, еще не пройденную с Бонни, и творил нечто…
— Слушай, а неплохо, — одобрил Бонни минут через десять тайного наблюдения из темного угла. — Из парня выйдет толк.
— Смотри не скажи это вслух, мистер Джеральд. Он же помрет от счастья.
Бонни в ответ только фыркнул и прижал палец к губам, мол, давай еще посмотрим. Обожаю смотреть, как другие работают!
Само собой, он выдержал в тишине и покое чуть меньше четверти часа. Что-то там Петров не то наваял, где-то споткнулся — честно, я не очень поняла, почему спасать его понадобилось именно в этот момент. Ну не режиссер я, не режиссер! Короче, Бонни вылетел на сцену с родными и понятными итальянскими матюками, объяснил всем, какие они кривоногие каракатицы и как надо делать, чтобы было не унылое дерьмо, а шоу, мать же вашу!.. И понеслось.
Честно говоря, мне на этой репетиции уже и делать было почти нечего. Весь сценарий я дописала, обязанности помрежа и переводчика исполняла в основном Ирка Гольцман. Так что я с чистой совестью открыла ноутбук. У меня ж новая история сочинилась! Я ее уже рассказала Бонни. Вкратце. Типа обкатала на публике идею. Но сценарий-то за меня никто не напишет! А фильм может получиться офигенский. Впрочем, и повесть тоже ничего так… Повесть. Да. Это будет повесть, я еще немного расширю сюжет, введу парочку новых персонажей, добавлю внешнего конфликта…
— Великий писатель обедать собирается или как? — раздался голос Бонни.
Я вздрогнула и сердито фыркнула:
— Будет. Потом. Вот, отвлек меня, я мысль потеряла-а… — и я от души зевнула.
Бонни тихонько засмеялся, нажал кнопку быстрого сохранения, закрыл ноут и меня поцеловал. Нежно. В скулу. А потом поставил на закрытый ноут коробку с половинкой горячей пиццы.
Я непроизвольно сглотнула. Пицца так пахла! О, боже мой, как она пахла!!! Грибочками, сыром, курочкой и ананасами! А, смерть прозаика!
— Приятного аппетита, моя прекрасная леди, — хмыкнул Бонни, когда я с наслаждением откусила почти треть первого куска. И подал мне салфеточку. — Что это будет, фильм?
— Угу, — пробормотала я с набитым ртом. — Будет.
— Вот и отлично. А пока у тебя перерыв, посмотри-ка на сцену. Мне кажется, что-то не то с репликами Ван Хельсинга.
— Хельсинга?.. — не сразу поняла я, о чем это он.
И только когда Бонни заржал, залилась стыдливым жаром. Мы же ставим «Дракулу»! А сказку про дракона я еще не написала, ее мы будем ставить потом… может быть, сделать из нее мюзикл? Взять на роль лорда Гюнтера, драконом Мартина… ой, о чем это я?..
— Вернитесь к нам, о королева! — не переставал ржать Бонни. — Пицца остынет!
— Пицца?!
Вот да. Бонни знает рецепт писательского счастья. Пицца, большущий стакан латте и еще пицца. И на закуску похвалить гениальную идею и не менее гениальное воплощение. Тогда я даже прощу негодяя, посмевшего сказать «что-то не то» на гениальные реплики Ван Хельсинга!
Собственно, реплики я и в самом деле немного переделала. А ноут открыла, глянула написанный кусок — и закрыла. Хватит на сегодня, и так две главы уже написала. Шутка ли, четыре часа подряд писала! А показалось — минут десять, не больше.
Еще одну порцию писательского счастья (пиццу с креветками, мидиями и осьминогами) мы умяли вместе с Катькой, у нее как раз был перерыв. Заодно я узнала, что Олежек переехал к ней, безо всяких штампов в паспорте и прочих обещаний. Просто так, на правах временного любовника.
— Да ну?
— Не хочу за него замуж, из него муж… — Катька поморщилась. — И вообще, сейчас не время для серьезных отношений. Если мы будем репетировать и дальше в таком режиме, придется уйти с работы.
— А ты еще не ушла? — я искренне удивилась. — Кать, что-то мне не верится, что в левом хоре пусть и центрального храма платят больше, чем тут.
— Меньше там платят, но… слушай, там — стабильный кусок хлеба всегда, а с мюзиклом пока непонятно что получится.
— Слушай, Либман, нельзя же быть таким деревом, а? Если ты поймешь, что мюзикл — не твое, сделаем что-нибудь доброе и вечное с вашим ансамблем «Барокко». Снимем вам нормальный репетиционный зал, Фил организует концерты и гастроли, будете работать, как белые люди.
— За твои деньги? Тишка, это как-то неправильно… — вздохнула Катька.
— Не за мои, а благотворительного фонда Говардов. Слушай, пока я не была замужем за Ирвином, ни тебя, ни меня не напрягало брать у него бабло на искусство. Сейчас-то что изменилось?