Их нежная возлюбленная
Шрифт:
Она вздохнула. Он затронул все ее сердечные струны, и она позволила это ему. Такие изысканные слова. Как она может не отдаться ему хотя бы немного?
– Мы начнем с малого, – убедил он ее. – У тебя был питомец, когда ты была маленькой?
Питомец? Первая мысль, пришедшая ей на ум, сорвалась с губ.
– Я нашла котёнка.
– Сколько тебе было лет?
– И шести не было. Я не могла держать ее. Мама болела. Однажды я проснулась, а ее уже не стало. Я плакала. Мама умерла бы в любом случае.
– Мне так жаль, милая. От чего?
Калли уклонилась
– Бог забирает слабых обратно. Папа всегда так говорил. Это все еще заставляет меня грустить.
– Конечно, – он погладил ее. – У тебя есть сестра или брат?
Охлажденный воздух внезапно ударил ее разгоряченную кожу, включая мозг. Осознание бросилось обратно ей в голову. Почему он хотел знать?
– И брат, и сестра, – разумеется, папа не знал, что она слышала о его подростковом романе, закончившийся рождением сына, о котором никто не говорил. Она не думала об этом уже много лет, но она однажды проследила за его сыном. Видимо, Хоу был незаконнорожденным, он вырос жестоким человеком.
– Ты уверена?
Калли напряглась. Почему он думает иначе? Его тон и серьёзность вопроса поразили ее. Большинству это может показаться незначительным, но, если он начнет подозревать, кто она такая, а она не поступит осторожно, она может дать ему достаточно, чтобы подтвердить свою личность.
Продаст ли он ее с потрохами за два миллиона долларов?
– Мне холодно.
Шон сделал шаг назад. Флоггер прошёл ей по спине, по попе, чередуясь, пытаясь успокоить ее. Сначала он ужалил ее горячую кожу. Затем ей пришлось сопротивляться божественному скольжению обратно в ее безмолвный кокон.
– Расслабься, – промурлыкал он.
Калли не посмела. Она прикусила губу, чтобы оставаться в сознании, но притворилась. По крайней мере, флоггер достаточно разогревал ее, чтобы согреться.
– Были ли у тебя особенные поездки в детстве?
– Нет, – она хотела поехать в Диснейленд. Папа предпочел Европу и музеи, где она должна была вести себя тихо. Целое лето во французской деревне, когда ей было пятнадцать лет, казалось, почти вызывало кому.
– Ты ходила в школу?
Никогда. Ее мать перевернулась бы в могиле.
– Мама была слишком религиозна. Думала, это не очень хорошо.
Она говорила правду… в некотором смысле. Ее мать поклонялась алтарю «Прада» и твердо верила в церковь «Версаче». Она никогда бы не позволила ей или Шарлотте якшаться с детьми из низшего класса, которые жили в трейлерах. Это было отстойно. Они выглядели так, как будто им было веселее.
– Калли, ты снова задумалась, – и Шон не казался довольным.
– Извини. Холод пробудил меня, и я просто... – испугалась всех этих вопросов.
Это ее еще сильнее удручало. Скорее всего, Шон просто хотел ее узнать. Но на случай, если она ошибалась, ей пришлось лгать. Правда была слишком рискованной.
Хорошая основа для отношений, Калли. Да, ты бы ему понравилась, знай он твоё прошлое.
Она уйдёт задолго до того, как узнает.
Он вздохнул.
–
Мгновение спустя он подошел к ней. Она поглотила его близость со стоном, вдыхая запах, исходящий от него. Ее рот приоткрылся, киска увлажнилась. Она так сильно хотела его, действительно стараясь угодить ему...
– Я искренне пыталась. Мне понравилось плавучее чувство, которое ты дарил. Я никогда не думала, что найду сабспейс, – Калли хотелось коснуться его. – Мне больно разочаровывать тебя.
Шон отодвинул маску, она начала моргать, пока не приспособилась к яркому свету. Его рубашка была влажной, щеки покраснели. Покорный наклон ее головы после того, как он отстегнул ее запястья от цепей, заставило его член стать тверже.
– Ты прошла большой путь сегодня, милая. Мое собственное нетерпение заставляет хотеть тебя абсолютно безостановочно. Но твои усилия меня порадовали.
– Мне жаль, что я не смогла дать тебе больше, – она неуверенно взглянула на него, пока он отстёгивал одно из креплений, и кровь снова забурлила в ее руках.
Разочарование в себе постепенно разрушало ее самообладание. Даже когда она дала себе разрешение отпустить и полностью сдаться Шону, она не смогла.
– Я хотела, – бесполезные слезы наполнили ее глаза.
Успокаивая ее, он притянул к себе, и она смаковала его тепло. Когда он втянул ее в объятия, она почувствовала, как защитная стена вокруг ее сердца смягчается, рушится. Хотя бы раз, почему она не могла отдать этому замечательному человеку, который осыпал ее нежностью и удовольствием, совсем немного себя? Она была настолько закрыта, что едва могла добраться до того места, где она похоронила себя настоящую. Конечно, она не знала, как делиться даже с таким добрым человеком, как Шон.
– Я знаю, что ты хотела, – он обхватил рукой ее голову. – Не плачь, милая. Давай устроимся поудобнее и поговорим.
Он не дал ей возможности сказать, просто притянул ее рядом к себе обратно на скамейку в углу. Он снял последнее крепление, которое все еще фиксировало её лодыжки. Ее плечи слегка болели. Кожу на спине все еще покалывало.
Шон достал одеяло из ближайшего сундука, обернул его вокруг нее, затем усадил ее на колени.
– Не вини себя. Да, я хотел больше. Завтра попробуем снова.
Для них завтра не наступит.
– Я бы более охотно рассказывала о себе, если бы ты делал то же самое, – произнесла она. По крайней мере, это казалось хорошей попыткой.
Откинувшись на скамейку с удивлением, он притянул ее к своей груди.
– Правда?
– То, что у нас есть, кажется таким... односторонним. Я ничего не знаю о тебе.
Он резко вздохнул.
– Меня воспитывали бабушка и дедушка в Шотландии. Мой отец служил в армии в отдаленных уголках мира. Моя мама предпочитала Лондон воспитанию детей. Я учился в местных школах, закончил университет, узнал, как бороться с собой и выпивать несколько пинт, не становясь раздраженным. Я работаю в управлении проектами.