Их темная Дарлинг
Шрифт:
Он улыбается, кивает, и спустя мгновение комнату Дарлинг заполняет иллюзия – точная копия наших воспоминаний.
Это пиршественная зала во дворце: с потолка свисают железные светильники, ярко горящие благодаря магии фейри, пахнет жареным мясом и сладкими пирогами, картофелем с травами и медовым печеньем.
Смотреть на это почти больно, но воспоминания поневоле захватывают.
В бытность мою наследным принцем я ненавидел придворную жизнь фейри до мелочей – потому что жил ею.
Такое
В Неверленде всё навсегда – но как же легко всё это потерять.
Мне столько лет, что я сбился со счeта.
Питер Пэн так давно родился, что никто не помнит его появления на свет.
И всё же мы до сих пор ищем нечто постоянное, основательное, твёрдую опору под ногами. Что-то, что мы сможем назвать своим.
Чему мы сможем принадлежать.
На ум приходит слово «любовь».
Возможность любить и быть любимым.
Держаться за что-то не от страха, а потому, что это делает тебя счастливым.
Баш выдыхает дым и тушит сигарету в ближайшем глиняном горшке.
– Знаешь, кого мне напоминает этот волк? – Брат кивает в сторону горы чёрного меха, свернувшейся рядом с Дарлинг.
– Бальдра, – легко произношу я.
Волк, навострив уши, открывает глаза и смотрит прямо на нас.
Мы с Башем переглядываемся.
– Бальдр? – повторяет Баш, и волк поднимает голову. Брат мгновенно оказывается на ногах, подскакивает к краю кровати. – Это ты, мальчик?
Волк издаёт глухое ворчание и громко стучит хвостом по матрасу.
– Как это возможно? – Баш чешет в затылке. – Бальдр умер… уже давным-давно.
Я будто слышу в голове далёкий голос Ба и вслух повторяю её слова брату:
– «Лагуна даёт и отнимает».
Он хмурится.
– Отец тоже это знал. Именно поэтому в первую очередь он решил пойти в воду.
– Значит, лагуна возвращает нам Бальдра спустя долгие годы после того, как Динь убила его? Зачем?
Я качаю головой.
– Не думаю, что он здесь ради нас. Помнишь, что Ба говорила о волках?
– «Символы защиты и силы».
– Это имеет смысл. Конечно, Дарлинг следует оградить от нас. Мы относимся к ней как к своей шлюхе, и остров говорит нам перестать быть мудаками, иначе волк пооткусывает нам члены.
– Не будь идиотом. Дарлинг нравится, когда с ней обращаются как со шлюхой. И остров не должен её этого лишать.
Он прав. По какой-то причине Дарлинг правда нравится именно это, и кто мы такие, чтобы ей отказывать?
Но в выражении лица Баша я улавливаю отголосок моих собственных мыслей.
– А знаешь, кто ещё закончился в лагуне?.. – хрипло произносит он.
– Не смей туда ходить, – немедленно отказываюсь я. – Я даже думать об этом не
По спине у меня ползёт мерзкий холодок.
Но в этот момент Дарлинг потягивается под простынёй и зевает. А потом открывает глаза и видит рядом с собой волка. И издаёт испуганный визг.
Глава 4
Уинни
Возле меня на кровати лежит огромный волк. От него пышет жаром. Он поворачивает голову, глядя на меня ярко-голубыми глазами.
Кас и Баш моментально оказываются рядом со мной.
– Всё в порядке, – мягко говорит Кас. – Очевидно, ты ему нравишься. Он утром пришёл прямо к тебе в постель и больше не отходил от тебя.
Я немедленно чувствую связь с волком – и, клянусь, он говорит мне: «Всё будет хорошо».
Я протираю заспанные глаза и пытаюсь вытряхнуть туман из головы.
Я всё ещё сплю?
На самом деле…
– Вы двое принесли меня в постель? – спрашиваю я близнецов. Они качают головами.
– Ты не помнишь? – уточняет Баш.
– Не совсем. Я помню пиратов, Вейна и Черри, а потом…
Почему я не могу вспомнить, что было после этого? Я и раньше напивалась до потери сознания, но почти уверена, что не пила после стычки с пиратами.
Черри попросила меня помочь ей – и после этого всё сливается в мутное пятно.
– Так, постойте, – зато мне в голову приходит другая важная мысль, – Пэн заполучил обратно свою тень?
Близнецы ухмыляются.
– Да, – я выдыхаю с облегчением. – Слава Богу. Где он? – откидываю простыню и спускаю босые ноги на пол.
– Подозреваю, что он вышел встретить рассвет, – предполагает Кас.
– А Вейн? – спрашиваю я.
Баш закатывает глаза, ковыряя сорванный ноготь.
– Где-то мрачно бродит в раздумьях, как всегда. Как будто он, ну, умеет думать.
Он говорит это пренебрежительно, но я отчетливо чувствую, что он умалчивает о чём-то важном.
Я двигаюсь к нему, или нет… это что-то другое, точно. Я как будто тянусь к нему изнутри. Я чувствую, что мне нужно… его успокоить?
Я чувствую его.
Это странно.
Слышу отдалённый гул энергии – похожий на тот, который я ощущала, когда мы с мамой жили под главной линией электропередач в Висконсине.
Лицо Баша всё ещё испачкано кровью – красной и другой, блестящей, как рыбья чешуя. Я вспоминаю, что сестра близнецов использовала нас троих в качестве заложников.
Я живо ощущаю их боль, но они не говорят об этом, и, наверное, не очень нормально такое ощущать, нет? Или это какая-то новая грань наших отношений? Что-то вроде эмпатической силы, пробудившейся, когда к Королю Неверленда вернулась его тень?