ИХ. Книга пятая
Шрифт:
Стук в тяжелую дверь, дыхание тепла, вырвавшегося изнутри дома, ее лепет, протянутые вперед медные монеты и пинок, вышвырнувший ее за порог дома. Медяки катятся по мостовой, а она заходится в плаче от обиды на этот несправедливый мир. Обиды на свою жизнь, где не было и просвета тепла и добра.
Тело мамы она укутала пледом, словно пытаясь хоть напоследок дать ей тепла, которого ей не хватило при жизни. Пара медяков на веки зарыли ее глаза и послужили платой могильщикам, обходившим город в поисках тех, кто не смог пережить ночь.
Вместе с мамой в ней умерла частица души, в которой было все доброе
Школа улиц сослужила ей добрую службу: «Не верь, не бойся, не проси» – были ее главным девизом. Со временем она смогла собрать таких же как она отверженных, отчаянных и не кому не нужных. А потом началось их служение тому, кто за чужие жизни и боль щедро платил силой…
– И ты со временем стала такой же, как и те, кто причинял тебе боль.
– Они все заслужили это! – Санхара яростно выкрикнула в лицо серафиму. Воспоминания, пробужденные им, жгли душу, а на глазах появились предательские слезы. Картинки детства, лицо мамы – она давно изжила, изгнала из себя это все как слабость, но теперь они вновь вернулись к ней.
– Возможно, те люди и вправду заслужили свою кару: врач, предавший свой долг ради блеска монет, город, в котором нет места для людей… Но ведь и ты убивала совсем не тех, кто причинил тебе зло.
– Я служила Хаосу и несла его волю! – Дева Боли не сдавалась: она не могла и не хотела признать свою не правоту.
– И снова нет, – голос Эррубиэля полон грусти. – Ты служила лишь себе и своим желаниям. Хаос дал тебе лишь силу, а все остальное ты делала сама.
Санхара еще что-то хотела возразить но… она знала правду.
– Что меня ждет? – в голосе ее не было раскаянья. Она понимала и принимала свою судьбу. Где-то в глубине души Дева всегда знала, что расплата за все содеянное ею когда-нибудь наступит, но она не ждала, что это будет так скоро.
– Небытие или перерождение. Ты можешь окончательно исчезнуть, раствориться в пустоте, окончательно покинув этот мир, или переродиться, став демоном. Тогда ты утратишь остатки человечности, все то хорошее, что когда-то в тебе было, забудешь всех и вся. И станешь одной из тварей в ночи, не видящих солнца.
Санхара задумалась ненадолго. Она слишком устала от всего. Тьма, смерть, боль, пресмыкание и ненависть – то чем и ради чего живут демоны. Только не так! Что угодно, но только не это! Лучше забвение и пустота, но не бесконечный ад.
– Хорошо, да будет так.
Копье вновь возникло в руках серафима, легкое прикосновение, и пламя охватило тело Санны. Боль заполнила ее разум, пламя пожирало ее плоть – а у нее перед глазами вновь возникло лицо мамы, молодой и красивой, такой, какой она ее не видела никогда. Ее руки крепко обняли дочь, унимая боль.
– Тише, моя девочка. Тшшш… все будет хорошо.
– Мама, а ты больше не умрешь?
– Теперь уже нет. Теперь мы будем вечно с тобой вместе. А пока поспи, моя хорошая, поспи…
Легкие песчинки праха – то немногое, что осталось от предводительницы Дев Боли – опускались на землю. Эррубиэль проводил их взглядом, спустился вниз, по его телу пробежала волна преображения, и вместо восьмикрылого гиганта на землю опустился юноша, сжимавший в руках посох пастуха.
Он неспешно пошел к ассирэю, все еще плененному Сетью страданий, попутно убирая следы недавней схватки. Взмах руки – и на месте обгоревших проплешин на земле появляется зелень травы, новый взмах – и из огромной вспученной ямы, где умер подземный червь, призванный Санхарой, вылетели желтоватые кристаллы талиина, от которых во всю вился густой темно-желтый дым. Прикосновение посоха к ним, и они рассыпались кусками сажи и пепла.
Наконец серафим подошел к зверю. Новый взмах посоха, и прочная сеть, сумевшая устоять перед клыками и когтями Стража богов, начала распадаться на куски. Красные кристаллы с вырезанными на них символами власти, оторвавшись от земли, подлетели к Эррубиэлю, и он коснулся каждого из них посохом, очищая от печати подчинения: сотни плененных душ смертных радостными огоньками устремились вверх, возвращаясь в эфир к колесу обновления и новым жизням.
Освобожденный ассирэй тяжело и трудно дышал. На шкуре алели кровавые борозды – остатки сил были досуха выпиты сетью, брошенной демонессой. Серафим, видя это, слегка коснулся своим посохом мантикоры, и ее тело на время охватила волна силы, излечившая раны и вновь вернувшая силы изможденному прошедшей схваткой Стражу богов.
С земли уже поднялся не зверь, а его хозяин. Игрок, хаосит, тот, с кем у Гнева Паладиуса всегда был короткий разговор. Но не в этот раз.
– Ты не слишком торопился прийти на помощь. Ловил на меня, как на живца, рыбу покрупнее? – голос хаосита хриплый и уставший, но у Игрока хватает смелости не отводить глаз и смотреть на Предводителя Небесного легиона прямо.
После недолгой паузы Эррубиэль все-таки ответил:
– Одна из тех, кто пришел за тобою, была отмечена печатью Тьмы, через которую ее хозяева и следили за ней, вернее, за ее эмоциями, за состоянием ее души. Если б я вмешался сразу, мне б не удалось вытянуть сюда одну из подручных Исшахара. У тебя были оружие богов и щит Света, дарованный тебе Отцом – ты должен был суметь выстоять против твоих врагов. И это позволило мне заманить сюда уже моих врагов и уничтожить одну из тех, кто служит Владыке Дома боли.
– Разумно, – чуть помедлив, Рэн полез к себе в сумку, достал оттуда ловец душ, хранящий в себе душу нефилима, и протянул его своему собеседнику. – Полагаю, это твое.
Легкое прикосновение рукой к камню, и оттуда вылетел крохотный огонек совсем еще юной души. Светлый дух бережно его подхватил и спрятал в складках одежды.
– Договор выполнен, народ Тану-шикана может не опасаться моего гнева.
Слова были сказаны. Работа выполнена. И свой долг я выполнил до конца. Правда, радости от этого не было никакой. Весь наш бой с Санхарой, очередной прыжок выше своей головы – все это было бессмысленно, зная что ждет меня в Двойной Спирали.