Иисус неизвестный
Шрифт:
Кажется, все остальные Одиннадцать не видят Иуды: он вне поля их зрения, как бы под шапкой-невидимкой;
не видят его, не знают, не понимают до последней минуты предательства. Он для них ничем не отличается от них самих. И даже потом, когда уже предаст, — не увидят, может быть, потому, что зло для добра вообще невидимо, непознаваемо: внутренним только опытом воли, действия познается действительное, внутреннее существо добра и зла; доброго знает, видит не извне, а изнутри только добрый, злого — только злой. Что для человека самое невидимое, непознаваемое, — Бог? Нет, дьявол. Он-то, может быть, когда вошел в Иуду, и покрыл его своею шапкой-невидимкой.
Образ Иуды, каким он является в евангельских свидетельствах, —
Камни в Иуду надо бы нам кидать осторожнее: слишком, увы, близко к нему все человечество. Только в себя заглянув бесстрашно-глубоко, мы, может быть, увидим и узнаем Предателя.
Кажется, к загадке Иуды можно бы и в самом Евангелии, — если бы мы читали его не нашими слепыми глазами, а зрячими, — найти потерянный или нарочно в воду заброшенный ключ.
Прозвище Иуды — не второе имя, а только прозвище (это важно) — Isch Qarjot состоит из двух слов: первое, isch, на арамейском языке значит или значило когда-то, еще до времен Иисусовых (но значение это могло и потом сохраниться): «муж», «человек»; второе слово: Quarioth или Querioth — имя очень древнего города в колене Иудином (Иис. Нав. 15, 25), в далеком и пустынном южном конце Иудеи, за Эброном, к востоку от Газы. [784]
Шли к Нему также (люди) из-за Иордана… в великом множестве. (Мк. 3, 8).
784
W. Brandt. Die Ev. Geschichte, 1893, 4–5. — Volkmar, Jesus Nazarenus, 1882. S. 128.
– Wellhausen, Ev. Marci, 1909. S. 22. — Кажется, чрезмерные филологические сомнения Вельгаузена не опровергают главного для нас — связи, по крайней мере, второй части Иудина прозвища, Quariot, с городом того же имени. Если в нашем каноническом чтении ’, эта связь уже забыта, то все еще памятна в Cantabrig. D, Иоанна:, «из (города) Кариота».
«Из-за Иордана» и значит: «из колена Иудина», где находился Кариот.
В прозвище этом не брезжит ли память об исторически живом лице Иуды, о первом и главном от него впечатлении зрительном: «чистый» иудей среди «нечистых» — всех остальных учеников Иисуса, людей из Галилеи, «Округи язычников»? Это, вероятно, по лицу Иуды видно сразу. Есть такие иудейские лица, на которых отпечатлелось в одном человеке все племя, как в чекане монеты — лицо государя. «Я — обрезанный из обрезанных. Иудей из Иудеев», — не мог ли бы о себе сказать и Иуда, как Павел? Кажется, вообще узнать — увидеть Иуду через Павла легче всего.
Сам Иисус — тоже «из колена Иудина», тоже «чистый» Иудей; это не только во времени, но и в вечности вспомнится:
вот лев из колена Иудина, корень Давидов, победил. (Откр. 5, 5.)
Издали пришел к Человеку из Назарета человек из Кериота, из-за Эброна — в Галилею и, «все оставив, пошел за Ним».
Вот, мы оставили все и пошли за Тобой (Мт. 19, 27),
мог бы сказать Иуда, как Петр.
Если же, по слову Марка, «сам Иисус захотел его, позвал к Себе», избрал сначала в широкий круг учеников, а потом в тесный, Двенадцати, вместе с Петром и Иоанном, то было, должно быть, что-то в Иуде, что влекло к нему Иисуса. Что же именно?
Кажется, прав Иоанн: что-то «знал от начала» Иисус об Иуде, — не то, конечно, что он предаст Его, а то, что может предать, как никто, но и верен может быть, как никто. Если так, то, может быть, сам Иисус «захотел» Иуду, полюбил его потому, что почувствовал в нем величайшую возможность добра или зла, точку сопротивления наибольшую во всем Израиле — во всем человечестве. Понял бы, вероятно, Иуда лучше всех учеников, что значит:
от Иудеев спасение. (Ио. 4, 22.)
Понял, может быть, и человек Иисус, что в человеке Иуде — Иуда-племя — Иуда-человечество; что спасти одного Иуду значит спасти всех.
Он же, приняв кусок, тотчас вышел, а была ночь (Ио. 13, 30). Все вы соблазнитесь о Мне в эту ночь (Мк. 14, 27), —
«все предадите Меня».
Мог Иуда предать — и не предать: был свободен. Если бы не предал, остался верен до конца, — как знать, не наступило ли царство Божие сейчас! Страшная тайна добра и зла в Иуде, человеке и человечестве, — тайна бесконечной любви — свободы во Христе.
Папий, епископ Иерапольский (150 г.), сохранил не записанное будто бы в Евангелии, от «учеников Иоанновых» идущее, очевидно, грубо искаженное, но все же для нас драгоценное слово Господне о царстве Божием;
будет в те дни так плодородна земля, что и хищные звери, питаясь только плодами земли, сделаются кроткими, возлюбят друг друга и человеку будут во всем покорствовать.
Это значит: в царстве Божием кончится борьба человека с природой, снова будет между ними вечный мир, такой же, как был в раю.
«Как это может быть?» — усомнился Иуда. И сказал Господь:
те это увидят, кто в царство Божие войдет. Videbunt, qui veniant in illa [785]
Этим-то сомнением и начинается разрыв между учеником и Учителем, как малою трещиной — великая пропасть.
785
Irenaeus, Haeres., V, 33, 3, S. S. — Hippol., Comm. in Daniel, lib. V. Ed. Bratke, p. 44. — J. H. Ropes, Die Spr"uche Jesu, 1896. S. 109–110. — Preuschen, Antilegomena, 1901. S. 60–61; 150–151.
Есть и в IV Евангелии намек на то, что разрыв проходит именно здесь, по линии царства Божия; что здесь же и последний корень предательства. «Диаволом» Иисус называет Иуду, потому что «знает от начала, кто предаст Его», — за год еще до предательства, после того, что произошло на горе Хлебов, где царство Божие наступило бы сейчас, как мог думать Иуда, — если бы Иисус людьми и Богом предложенного Ему Царства не отверг.
Может быть, Иуда Галилеянин — ложный Мессия тех дней — похож на Иуду Искариота: оба «зелоты-ревнители», против римской власти бунтовщики — «революционеры», по-нашему. Главная черта обоих — нетерпеливое, со дня на день, с часу на час, ожидание царства Божия. «Скоро, еще во дни жизни нашей, да приидет Мессия (Помазанник, Царь) и да освободит народ свой», — в этой святейшей молитве Израиля главное слово для обоих Иуд — «скоро». [786]
786
Молитва kadisch. — Joh. Weiss, Die Predigt Jesu vom Reiche Gottes 1900. S. 15.
Все равно, победить или погибнуть, только бы скорей, — не завтра, а сегодня — сейчас. Если так, то понятно, почему Иуда пришел к Иисусу в те дни, когда думали все, что царство Божие наступит «сейчас» (Лк. 19, 11), и отошел от Него, когда понял, что не сейчас, — надолго отсрочено.
Царство Божие будет десяти девам подобно, взявшим светильники свои и вышедшим навстречу жениху….Но как жених замедлил, то задремали все и уснули. (Мт. 25, 1,5.)
Все, кроме одной, жениху не простившей: если бы больше любил, — не замедлил бы. Эта одна «мудрая дева», или безумная, — душа Иуды. Воля его — страшная повивальная бабка царства Божия: «муками родов» мессианских вынудить хочет наступление Царства, как бы чрево матери рассечь, чтобы поскорее родился младенец.