Икона и человек
Шрифт:
Вечер. Общаковая хата. Битком. Сорок рыл. Жара. Духота. Все полуголые, стриженые, запортаченные. Всё в сизом дыму. Курят махорку рубленую, что в ларе по пять копеек. Самокрутки из газет. Бывалые стараются на тарочки для закрутки брать где картинка, там свинца побольше – вроде как и продирает посильнее, поядовитее получается. Скука. Сорок рыл, не зная, чем заняться, шпилят с утра до ночи, чифирят, тусовки нарезают да терки трут. И вот на вечерней проверке открывается дверь и закидывают двух малолеток. Малолеток видно сразу, они в казенном.
Все попрыгали со
А в центре хаты – платформа, стол такой дощатый, окантованный железом, чтобы доски не выбили. А к нему приварены длинные скамьи. И вот старшие, кому положено, собрались за платформой, малолеток пригласили. Чаю заварили, хапанули. Отпарили вторяки, подмолодили, еще хапанули. И малолетки туда же, как взрослые, чинно, по два глотка, с карамелькой. Потом один из старших: «А что, которые круче – тагильские или первоуральские?»
Малолетки аж опешили. Ясен пень! Конечно, тагильские. То есть первоуральские. А тут еще земляки в хате нашлись. Одни орут: «Да первоуральские круче!» Другие говорят: «Тагильские малолетки всех блатнее!» Парни-то уж вскочили, готовы друг в друга вцепиться. Старший осадил:
– Э! Вы не на малолетке. Здесь гладиаторские бои не канают. Тот круче, у кого яйца крепче!
Вся камера орет:
– Да, да! Надо проверить!
И к этим:
– Готовы?
Как не готовы?! Страшно, конечно, а куда денешься? За свой город надо постоять. Камера гудит. Одни за тагильских, другие за первоуральских. Старший говорит:
– Тихо. Здесь все серьезно. – И к малолеткам: – Сейчас каждому из вас привяжем к яйцам шнурок. Сядете напротив друг друга. Ты возьмешь в руку его шнурок, а ты возьмешь его. Тянуть будете изо всей силы, поэтому сразу намотайте на руку, чтоб не выскользнул. Кто первый заорет «сдаюсь», тот проиграл.
Малолетки уже начинают снимать штаны. Старший говорит:
– Подождите. Предупреждаю: будет больно. Поэтому каждому сейчас завяжем глаза, чтоб от боли не лопнули.
А малолетки уже раздухарились, им по фиг. Смотрят друг на друга, как Тайсон с Холлифилдом. У каждого за спиной секунданты.
Тут же появились прочные шнурки, сплетенные из распущенных капроновых носков. Малолеток усадили друг напротив друга, каждому надели на яйца петлю и затянули покрепче. И завязали глаза. И вот они сидят, сопят носами, ждут команды. Вся камера повскакала со шконарей, сгрудилась вокруг них.
В ту секунду, когда они сидели с завязанными глазами и шли последние приготовления, между ними аккуратно поставили смазанную маргарином кружку и придавили сверху. И когда подали в руки концы шнурков, их пропустили вокруг кружки так, что каждому достался свой собственный. Камера затаила дыхание. Старший сказал: «Поехали!» И каждый из малолеток, намотав на кулак шнурок, осторожно потянул. Камера притихла.
– Ух ты!
– Больно, блин!
– Черт!
– Ну
Потянул чуть сильнее – и он, гад, сильнее.
– Ох ты, гнида, ну держись!
– Ах ты вот как, пидор!!!
Тянут все сильнее, боль невыносимая, скрежещут зубы. Вся камера на ушах.
– Тагил, тяни! Он уже сдается!
– Первоуральск, делай! Он сейчас не выдержит!
И тянут, бедолаги, уже в полную силу. Скрипят зубами, плача и захлебываясь от ненависти друг к другу. И каждый понимает, что надо терпеть и тянуть. Камера рыдает. Малолетки стонут от боли и матерят друг друга. С галерки:
– Тагил, х…ли ты тянешь?! Рывками пробуй!
Пробуют рывками.
– Первоуральск, не поддавайся!!!
Хрипят из последних сил. Не сдаются. Камера бьется в истерике…
Что вы думаете? Кто-то оказался крепче? Ни хрена подобного. Услышав эти дикие вопли, в камеру ворвался надзиратель по прозвищу Гангрена, бывший фронтовик. Спалились, потому что на стреме никто не стоял, всем было интересно, у кого яйца крепче. А так бы эти парни просто с безобидной дружеской подначки оторвали бы себе яйца.
Когда они сдернули повязки и поняли, что произошло, то с плачем бросились с кулаками на всю камеру сразу. Еще бы не обидно! Собственноручно со всей свирепостью отрывали себе яйца на глазах у всей хаты, думая, что отрывают их у другого… И Гангрена их успокаивал.
Малолетки, конечно, на всех обиделись. Но им тут же объяснили, что обиженных е…т. Им ничего не оставалось, как тоже смеяться. Малолетки отходчивые. Так они и хохотали, слезы по щекам. Их потом все просили показать яйца. А самым любопытным они даже разрешали потрогать. И то. Яйца у них стали, как хвосты у павлинов. Все удивлялись. Потому как яиц не должно было остаться.
Наутро добросовестный Гангрена написал рапорт. Полхаты отправили на кичу (карцер), а малолеток на больничку. Где они, кстати, встретили свою попкаршу, но уже не проявили к ней никакого интереса.
Если кто-то думает, что я написал о политике в связи с последними событиями, и попробует провести параллели, то они, конечно же, проведутся. Но на самом деле я так, безотносительно… Всем привет!
Подлинная история
Леха Ленку любил. Она честно ждала его из армии. Потом его посадили. Она ждала его из лагеря.
Леха освободился и взялся за ум. Делал любую работу, зарабатывал, помогал всем своим друзьям. Жизнь налаживалась. Переехали на Первомайскую. Ленка нарадоваться не могла.
У Лехи был непутевый друг Вова. Увидев, что Вова болтается без дела, Леха говорит: «Вовка, помоги мне по квартире. Я дам тебе заработать». Вова согласился.
Каждый день утром приходил к Лехе и до вечера циклевал полы, клеил обои и вообще занимался ремонтом. И вот однажды Леха собрался ехать в Михайловск. С вечера предупредил Лену. Утром вышел, Лена еще спала. Пошел на стоянку возле бани заводить машину. Стоял мороз, машина не завелась. Посадил аккумуляторы. С прикуривателя тоже не завелась. Таскали на веревке часа полтора. Не заводится. В общем, никуда не поехал, замерзший пошел домой. Думает, хоть посмотрю, как Вова работает.