Икона
Шрифт:
В первом рейсе «Британия» имела на борту 431 беженца, а за последующие она сняла с берега в обшей сложности 1068 человек. Свой груз она отвозила в Джибути. Соломина и его товарищей отправили самолётом в Москву через Дамаск.
Тогда никто не знал, что если Соломин и испытывал какие-то сомнения относительно своего будущего, то их сильно поколебал контраст между свободным, дружеским общением англичан, французов и итальянцев с моряками королевского флота и мрачными параноидальными инструкциями, полученными в Москве.
В ЦРУ знали только то, что человек, которого они считали завербованным три месяца назад, снова исчез во всепоглощающей пасти СССР.
В течение той зимы оперативная часть советского отдела буквально разваливалась по частям. Один за другим агенты, работающие на ЦРУ за границей, потихоньку отзывались домой под благовидными предлогами: заболела мать, сын плохо учится и нуждается в помощи отца, в кадрах рассматривается повышение по службе. Один за другим они попадались на удочку и возвращались в СССР. По приезде их сразу же арестовывали и доставляли на новую базу полковника Гришина, в отдельное крыло, изолированное от остальной мрачной крепости Лефортовской тюрьмы. В Лэнгли ничего не знали об арестах, кроме того, что люди исчезают один за другим.
Что касается агентов, внедрённых внутри СССР, то они просто прекратили подавать «признаки жизни».
На территории СССР нельзя даже было и подумать, чтобы позвонить иностранцу в офис и сказать: «Пойдём выпьем кофе». Все телефоны прослушивались, за всеми дипломатами следили. Контакты должны были быть чрезвычайно осторожными и случались редко.
В этих редких случаях они осуществлялись через тайники. Этот способ кажется примитивным, но почти всегда даёт нужные результаты. Олдрич Эймс пользовался тайниками до конца. Тайник — это маленькое незаметное или замаскированное местечко, например, в старой сточной трубе, в перилах мостика над канавой, в дупле.
Агент может положить в тайник письмо или контейнер с микропленкой, затем известить об этом своих хозяев, сделав знак мелом на стене или фонарном столбе. Появление знака означает: тайник такой-то, в нём есть что-то для вас. Проезжая мимо на машине посольства, даже с местными контрразведчиками на хвосте, можно заметить знак и проследовать дальше не останавливаясь.
Через некоторое время «нераскрытый» офицер постарается ускользнуть от слежки и взять пакет, возможно, положив вместо него деньги. Или дальнейшие инструкции. Затем уже он где-нибудь поставит знак мелом. Агент, проезжая мимо, заметит его и будет знать, что его пакет получен и что-то оставлено там для него. Глубокой ночью он возьмёт ответное послание.
В тех случаях, когда шпион находится далеко от столицы, куда дипломаты не могут поехать, или даже в городе, но ему нечего передать, существует правило, что он должен через определённые промежутки времени подавать «признаки жизни». В столице, где дипломаты могут разъезжать по улицам, используется большее число меловых знаков, которые в зависимости от формы и местонахождения означают: я в порядке, но ничего для вас нет. Или: беспокоюсь, думаю, за мной следят.
Там, где такие тайные послания невозможны — а провинции СССР всегда оставались недоступными для американских дипломатов, — маленькие объявления в газетах очень удобны для подачи «признаков жизни». Среди других, например, может появиться такое: «Борис продаёт очаровательного щенка Лабрадора. Звонить…». В посольстве куратор агента расшифрует сообщение. Важно каждое слово. «Лабрадор» может означать «я в порядке», в то время как «спаниель» следует понимать как «я в беде». «Очаровательный» может значить «буду в Москве на следующей неделе и оставлю что-то в своём тайнике». «Восхитительный», к примеру, надо расшифровывать как «не смогу приехать в Москву по крайней мере ещё месяц».
Смысл в том, что агенты должны подавать «признаки жизни» постоянно. Когда известия прекращают поступать, это может означать возникновение трудностей — с агентом приключился сердечный приступ или произошло дорожное происшествие, и он находится в госпитале. Отсутствие сигнала — это всегда большая проблема.
Так и случилось осенью и зимой 1985-1986 годов. Всё прекратилось. Гордиевский послал свой отчаянный сигнал «я в большой беде» и был вывезен англичанами. В Афинах майор Бохан почувствовал запах «жареного» и, спасаясь, сбежал в Соединённые Штаты. Остальные двенадцать словно испарились.
Каждый куратор в Лэнгли или за границей узнает о своём исчезнувшем агенте и докладывает об этом. Таким образом Кэри Джордан и шеф отдела СВ имеют общую картину. И они поняли на этот раз, что произошло нечто очень серьёзное.
По иронии судьбы именно «некорректность» действий КГБ спасла Эймса. ЦРУ посчитало, что никому и в голову не придёт произвести такой блиц с агентами, если предатель всё ещё находится в самом центре Лэнгли. Таким образом, ЦРУ убедило себя в том, чему оно так хотело верить: среди его сотрудников, в элите из элит, не мог существовать предатель. Тем не менее было решено провести тщательные поиски, но только не у себя.
Первым подозреваемым стал Эдвард Ли Хауард — действующее лицо в ранее произошедшем скандале, — к данному моменту благополучно спрятанный в Москве. Хауард был сотрудником ЦРУ, работал в отделе СВ, и его готовили к назначению в посольство в Москве. Его даже посвятили в некоторые детали работы. Но перед отъездом обнаружились его нечистоплотность в финансовых делах и пристрастие к наркотикам.
Забыв золотое правило Макиавелли, ЦРУ уволило его, но два года он оставался на свободе. Наконец ЦРУ поручило ФБР, которое страшно этим возмутилось, взять Хауарда под своё наблюдение — и совершило ошибку. Его потеряли, но он следил за ними. Не прошло и двух дней, как Хауард оказался в советском посольстве в Мехико, откуда через Гавану его переправили в Москву.
Проверка показала, что Хауард мог бы выдать троих из пропавших агентов, на худой конец шестерых. В действительности он рассекретил только тех троих, о которых знал, но их Эймс сдал ещё в июне. Таким образом, эти трое были выданы дважды.
Другое направление было подсказано самими русскими. Изо всех сил стараясь прикрыть своего «крота», КГБ готовил широкую отвлекающую и дезинформационную кампанию: всё что угодно, только толкнуть ЦРУ в ложном направлении. Это им удалось. Выглядевшая естественной утечка информации в Восточном Берлине указала на раскрытие некоторых кодов и перехват в службах связи.
Эти коды использовались в основном тайном передатчике ЦРУ в Уоррентоне, штат Виргиния. Целый год сотрудники в Уоррентоне проходили через мелкое сито проверок. Ничего. Никаких намёков на раскрытие кодов. Если бы коды были раскрыты, то, совершенно очевидно, КГБ узнал бы ещё о многом, но пика со стороны русских не последовало никакой реакции. Следовательно, коды не тронуты.
К тому же КГБ упорно твердил о том, что была проделана блестящая работа по расследованию. Это заявление было встречено в Лэнгли с поразительным спокойствием, и в одном из докладов высказывалось предположение, что «каждая операция таит в себе зерно собственного уничтожения». Другими словами, четырнадцать агентов неожиданно решили вести себя как полные идиоты.