Икона
Шрифт:
— Ты говоришь обо мне, — прозрение вдруг озарило Фотиса, — или о себе?
— Да, — кивнул Мэтью без тени смущения. — Я тоже это почувствовал. И поэтому знаю, что почувствовал ты.
Что это? Парень теперь его конкурент? Было ли это серьезнее, чем он предполагал, и какую пользу можно из этого извлечь? Но нет, он не должен так думать, ведь это Мэтью.
— Я устал. Давай продолжим завтра.
— Что случилось той ночью, когда сгорела церковь? Где ты был? Почему тебя не было с группой, которую Андреас послал за оружием?
— Значит,
— Ты знал, что Коста скажет Стаматису, где спрятана икона, и что тот попытается заполучить ее? Ты ждал, пока он выйдет? Так? Горячо? — Слишком горячо, черт возьми. Мэтью был беспощаден. Не сводя глаз с Фотиса, он продолжал: — А может быть, ты сампослал Стаматиса, а потом он решил тебя кинуть? Так было?
— Мой бедный мальчик, ты бредишь. Эта история оказалось слишком тяжела для тебя. Пора забыть обо всем.
— Забыть обо всем? — В ярости Мэтью скинул с пуфа поднос с завтраком и наклонился над стариком. — Забыть? И как же я смогу забыть об этом? Я уже влез по самые уши во всю эту историю, и затащил меня туда ты. Ты должен мне ответить на мои вопросы, ты, старый мерзавец!
Фотис испугался. Испугался не крестника, а чего-то другого. Рассыпанные кусочки правды стали выстраиваться в картину. На минуту ему показалось, что это Андреас склонился над ним.
— Вы все предали меня, — прошептал он. — Вы все.
— Кто тебя предал? И как?
— Один собирался обменять ее, другой — продать. Оружие, деньги. Я один любил ее за то, что она есть, только я мог сохранить ее в целости. Глупый, разве ты этого не понимаешь? — Он схватил Мэтью за рубашку. Его лицо исказилось, на глаза навернулись слезы. — Разве ты не понимаешь? Я один могу сохранить ее. Ты поможешь мне?
В дверях появился Таки. Они одновременно обернулись к нему, и возникшая вдруг между ними связь оборвалась. Фотис слабо оттолкнул Мэтью.
— Я услышал шум, — сказал Таки, одновременно смущенно и агрессивно, и увидел разбросанные по полу тарелки и чашку.
— Он уже уходит, — хрипло сказал Фотис. — Проводи его.
Мэтью смерил взглядом огромного Таки, но потом расслабился. Драки не будет. Он пристально посмотрел на Фотиса — было ли в этом взгляде сочувствие, смятение или что-то совершенно другое? — и направился к двери.
— Подожди, мой мальчик, — сказал Змей. Мэтью, не оборачиваясь, остановился. Рука Таки лежала на его плече. — В субботу вечером. Служба в церкви Святого Деметриоса. Пойдешь со мной? Пожалуйста!
Мэтью взглянул на Фотиса.
— Конечно, — ответил он. — Почему бы и нет?
— Мы продолжим наш разговор.
Но Мэтью уже спускался по лестнице.
15
Капли дождя, осевшие на листве растущих вокруг дома деревьев, испарялись влажным туманом по мере того, как воздух прогревался. Это вызвало у Андреаса смутное воспоминание: небольшая пещера у моря, бледный утренний туман и непреодолимое желание остаться
Без теплого пальто и шляпы он чувствовал себя беззащитным, даже пребывая в безопасности дворика у дома сына. Алекс, прислонившись к забору, стоял рядом — неуверенно, но без посторонней помощи. Он смотрел на призрачные в тумане стволы деревьев.
— И ты не мог его удержать?
— Я не знал, — ответил Андреас. — Он мне ничего не сказал.
— Теперь полиция будет считать, что он замешан в этом деле.
— Он действительно замешан.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Они решат, что они вместе с Фотисом все это задумали. Все. И кражу тоже.
— Будем надеяться, что они умнее. Все его действия в тот день не имели бы никакого смысла, будь он соучастником.
— Почему ты не полетел за ним?
— Он не хочет, чтобы я помогал ему.
— И ты позволишь ему встретиться с этим мошенником один на один?
— Он не доверяет мне, Алекс. Вы с Фотисом об этом позаботились.
Алекс хотел было возразить, но промолчал.
— Конечно, в этом есть и моя вина, — добавил Андреас.
— Ты говорил с ним?
— Ты имеешь в виду — об иконе? Да. Мы говорили о ней. Хотя было уже слишком поздно.
— Лучше бы она сгорела тогда в церкви. Тогда бы нам всем не пришлось испытать столько боли.
— Я тоже думал об этом.
Алекс слегка повернулся, чтобы взглянуть на отца.
— Тебя это волнует? То, что ты передал ее немцам? Тебе это когда-нибудь мешало заснуть?
Андреас покачал головой. На этот вопрос он будет отвечать до конца своей жизни.
— Однажды я видел, как Фотис отрубал пальцы немецкому пленному. Юноше. Он не знал ничего, о чем спрашивал его Фотис, но это не имело значения. А потом он перерезал парню горло. — Андреас пнул ногой влажную землю. — А еще я застрелил партизана-коммуниста в горах Тсотили. Я казнил его. За то, что он распространял ложь, и за то, что он был коммунистом. Достаточная причина, чтобы убить человека, как ты думаешь? Ты уже слышал эти истории?
— Не от тебя.
— Я видел, как из залива недалеко от Салоников достали американского журналиста. Руки его были связаны, а в черепе — дырка. И все потому, что он общался не с теми людьми. Я видел десятки раз, как людей, стариков и молодых, избивали, пока они не сознавались в том, чего не делали. Однажды я даже видел, как схватили женщину…
— Зачем ты рассказываешь мне об этом сейчас? Я годами задавал тебе вопросы — и ты никогда ничего не говорил, ни слова.
— А как ты думаешь, почему я сейчас об этом говорю?