Икона
Шрифт:
— Насколько мне известно, нет. Он никому ее не показывал. Ее видели лишь несколько его ближайших друзей. Возможно, кто-то из них был специалистом по истории живописи.
— Но они не брали на анализ краску, дерево и так далее?
— Ничего подобного не было, я уверена.
— Вы меня успокоили. Знаете, у этих экспертов нет уважения к священному искусству. Иногда они наносят работе огромный вред. Надеюсь, ваш эксперт, господин Спиар, тоже бережно обращался с иконой?
Ну вот, опять. То, что Мэтью занимался иконой, не было тайной. И все-таки
— Он очень бережно с ней обращался. Он только смотрел на нее.
— И что полезного он вам сообщил?
Не твое собачье дело, хотелось ей сказать, но она сдержалась. Надо было узнать кое-что еще. На самом деле ее раздражение объяснялось тем, что она никак не могла понять, чего он добивается. Иконы у нее уже нет, поэтому то, что она узнала о ней, не имело особого значения. Хотя, возможно, он считал, что какая-то информация может оказаться важной или таить в себе опасность — вне зависимости от того, кто сейчас был хозяином иконы.
— Господин Спиар работает в музее «Метрополитен», а не у меня. Он подтвердил, что работа очень старая, возможно, такая же старая, как все иконы святой Екатерины. Вот, пожалуй, и все.
— И все-таки он лично пытался найти икону, не так ли?
— Об этом вам лучше поговорить с ним самим.
— Совершенно верно. В точку. Ну а где икона сейчас, мисс Кесслер?
— Я не говорила, что знаю, где она сейчас.
— А как вы думаете? Вы же хотели мне что-то сообщить.
Уставившись на алтарь, она пыталась сложить из известных ей отрывочных фактов версию, которая хоть как-то могла бы его удовлетворить.
— Есть человек, некто Драгумис. Бизнесмен, который действовал от имени церкви — или якобы от имени церкви.
— Я знаю, кто он.
— Полиция думает, что он украл икону у самого себя. Вместе с ним в этом участвовала банда русских. Действуя от имени церкви, он сбил цену, а затем приказал ее украсть, чтобы у него ее не забрали.
Он медленно кивнул. Ее ответы его явно не устраивали.
— Об этом знает любой, кто внимательно читает газеты. Но в любом случае спасибо за то, что подтвердили это. Еще что-нибудь?
— Возможно, икона сейчас находится в Греции.
— Почему вы так думаете?
— А зачем тогда туда поехал Драгумис?
— Причин может быть много. Я правильно понимаю, что ваша информация о том, что икона находится в Греции, не является достоверной?
Ана всегда гордилась быстротой мышления. Даже сейчас она смогла бы сложить обрывки фактов, чтобы подтвердить свое предположение, но они наверняка ему известны. Она молчала. Дель Каррос кивнул и откинулся на жесткую спинку стула. Казалось, он разочарован не столько в ней, сколько во всем мире вообще. Они одновременно посмотрели вперед. Дородный бородатый турист вошел в заднюю дверь собора и стал внимательно осматривать алтарь.
— Скажите, мисс Кесслер, — произнес наконец дель Каррос, — а почему вас все еще интересует икона?
— А она меня не интересует, — ответила Ана.
— Мне трудно в это поверить. Может быть, вы обнаружили, что расстаться с ней было тяжелее, чем вы ожидали?
— Вам трудно в это поверить, потому что вы одержимы ею и считаете, что и все остальные тоже. Извините меня, но это немного эгоистично. — Ее слова прозвучали более резко, чем ей бы хотелось. Надо быть осторожнее. — Правда, мне совершенно безразлична эта икона. Я здесь только потому, что надеялась узнать кое-что о моем дедушке. Думаю, мне надо было более четко это объяснить.
— Тогда мы оба останемся неудовлетворены нашей беседой, — сказал старик. — К сожалению, у меня сейчас нет никаких побуждающих мотивов обсуждать с вами этот предмет. Хотя я в любом случае не мог бы вам много рассказать. Так что мне остается еще раз извиниться за то, что пригласил вас в столь отдаленное место.
Ей сказали, что она свободна. Вот так просто. И так происходило каждый раз, когда она слишком сильно давила, когда задавала неудобные вопросы. Эти мужчины — ее отец, ее дед, Уоллес, ее жалкий бывший муж, Пол. Даже Мэтью. Чуть-чуть прижми их — и они захлопываются, как створки раковины, запираются, отсылают ее собирать вещи, лишь бы сохранить в неприкосновенности свои драгоценные тайны.
— Мне кажется, вы немного несправедливы, — сказала она, пытаясь сдержать злость.
— Да? — Он, похоже, развеселился.
— Я пыталась говорить с вами откровенно. А вы ведь ничего полезного мне не сообщили. У меня нет нужной вам информации, но мне кажется, что если мы просто обменяемся мнениями, то сможем помочь друг другу.
— Итак, я эгоистичен и несправедлив. — Он сделал вид, что проигнорировал ее выступление. — Еще что?
— Ладно. Вы нечестный человек.
— Да еще и врун.
— Не надо за меня говорить.
— А почему вы считаете, что я нечестно себя вел по отношению к вам?
— Сначала вы дразните меня намеками о моем деде, а потом говорите, что ничего не знаете. И кроме того, вы очень многое недоговорили в той вашей истории.
— Это, по-вашему, нечестно? В бизнесе мы называем это осторожностью. Вы тоже сегодня были весьма осторожной, хотя сейчас довольно опрометчивы.
— Когда вы ездили в Грецию, чтобы увидеть икону?
— Какое это имеет значение?
— Может быть, во время войны? И может быть, вас туда не звали? И может быть, вы хотели чего-то большего, чем просто посмотреть на икону?
Он уже не выглядел веселым. Она знала, что зашла слишком далеко, знала уже тогда, когда произносила эти слова. Она плохой игрок. Быстро схватывает, но слишком нетерпелива.
— Кто-то рассказал вам какие-то байки, — медленно произнес старик, пытливо глядя на Ану.
— Нет. Просто мои собственные мысли. — Говорят, слишком много думать вредно. Слишком много говорить о том, что думаешь, — еще хуже. — Почему бы вам меня не поправить?