Илимская Атлантида. Собрание сочинений
Шрифт:
– Конечно, дед Илья, обязательно передам, я там бываю. Но, однако, скажите мне, куда все-таки деревенские девались, и почему вы остались?
– Мы-то? Я же сказал – деревню сторожим. – И тихо проникновенно добавил: – А еще Михаила ждем, сына нашего.
– А где он?
– Знали бы где, сами за ним пошли. В фронтовой повестке написано, что «без вести пропал» на войне. Повестка пришла, но не верю я, не такой у нас Мишка. Ждем. Трое сыновей у нас было. Двое погибли под Сталинградом, а Мишка позднее ушел.
– Столько лет, дед Илья, после войны прошло! Не напрасно ли ждете? – горько вздохнул Бугров.
– Нам торопиться некуда. Пока живы, ждем и ждать будем. Зачем нам уезжать, а вдруг он вернется, а нас нет. С сыном на родной земле нужно встретиться, а не на чужбине.
Старик устало прикрыл глаза покрасневшими веками, из-под которых показалась слеза.
– Кто же в деревне еще остался?
– Никто. Мы одни. Все ушли с Ванькой.
– А куда ушли-то?
– В Якутию, на Лену. Там пустая деревня стоит, – дед подробно, как на уроке в школе, спокойно разъяснял гостю недавнюю историю гибели этого старинного поселения.
– А чего здесь-то не остались, до затопления еще далеко? – показал рациональность своего начальственного мировоззрения этим вопросом Бугров.
– А леший его знает. Решились после приезда начальства из района. Наши-то просили перевезти дома на Николаеву заимку, не разрешили. На Большую Елань хотели, тоже отказом ответили. Сказали, что будут всех расселять поодиночке. Стариков в городе поселят с ванной и горячей водой, молодежь по колхозам и совхозам распределят. Как же можно так, рвать на куски деревню, тут почитай все родственники? Не понимаю, почему на такой богатой сибирской земле места поближе не найдется, куда дома можно перевезти? Обязательно надо за тридевять земель угнать, да еще и разделить. У каждой семьи хозяйство, огород и скотина. Что ж так не по-людски, пойдите навстречу людям, если так вам приспичило потоп устроить.
Дед Илья, опять сомкнув веки, обиженно замолчал. Александр задумался. Бабка Пелагея пододвинула ближе к гостю скромную трапезу.
– Илья, не заговаривай гостя, а то у него совсем остыл чай, – сделала выговор деду супруга.
– Пей, пей, мил-человек. Я не заговариваю, он спросил, я ответил, – корявой трясущейся рукой дед указал на медный, еще не остывший чайник с чаем.
Александр молчал, чувство негодования на свое участие в этой человеческой трагедии разрасталось в сердце. Сначала он хотел поспорить с дедом, объяснить все производственной необходимостью, светлым будущим, произнести заученные фразы, обелить начальство. Но вдруг понял, что дед Илья прав. Что виноваты бессердечные люди, районные власти, для которых свои намеченные на бумаге планы дороже людских судеб.
– Не страшно вам здесь одним, дед Илья?
– Да вроде ничего. Сейчас волки покоя не дают. Хорошо, хлев надежный, силенок не хватает у них раскатать его. Парочку пристрелил. Скоро весна наступит, отстанут, в лесу еда появится. Я бы с ними своими запасами поделился, подкормил, тоже ведь живые существа, жалкие, но у нас у самих нет ничего лишнего, – покачивая в такт своих слов головой, объяснял свое житье дед.
Александр не переставал удивляться милосердию этих обездоленных людей, запасу их терпения и любви, на которой только и держится великая Русская земля. Ему хотелось обнять этих стариков, выразить свое к ним уважение. Но он почему-то не смог сделать и этого.
– Ну что, хозяева дорогие, спасибо вам. Пока светло, до Си-махиной доеду. Проводи меня до лошадки, дед Илья, у меня там заварка чая хорошая, магазинная и хлеб «кирпичный» из районной пекарни. Думаю, вам пригодится.
Попрощавшись с бабкой Пелагеей, Александр вышел на улицу, дед Илья загонял собаку в амбар.
– Ишь, раздухарилась, – добродушно поругивал ее старик, – показухой занимается, делает вид, что сторожит хозяйский дом. А сама? Как волки завоют, хвост поджимает и в угол прячется.
Они вышли на улицу умирающей деревни. Вдруг тишина как будто лопнула от резких оглушительных выстрелов.
Александр вздрогнул, остановился, прислушался в направлении прозвучавших звуков.
– Что это, дед Илья? Кто это стреляет?
– Мороз, мил-человек, мороз стреляет. Завсегда так, от мороза лопаются стволы деревьев. Неужели никогда не встречал такого? Ты же сибиряк, знать, молод еще.
– Да встречал, конечно, просто от неожиданности подумал о настоящих выстрелах.
Они попрощались, договорившись, что на обратном пути Александр побывает у стариков.
– Будем ждать, мил-человек, будем ждать. Обязательно приезжай, – с детской доверчивой улыбкой сказал дед Илья. Но вдруг, сделав шаг в сторону угора, повернулся, вплотную подошел к Александру и прошептал: – Послушай меня, мил-человек. Неужель, земельки у нас на Илиме мало?
– Земли много, дедушка, – как ребенку, которому поясняют, почему ему не купили игрушку, ответил Александр.
– Тогда ж чего нашу деревню рядом-то с морем или водой не поставить?
– Деревню-то, может, и поставишь, место можно найти. А как дороги, как покосы, пахотные земли, их-то откуда возьмешь?
– А там, куда переселяют, они есть?
– Там делают.
– И тут и покосы, и земли можно найти, для этого не экспедиции, а нас бы попросили, мы всё знаем. А насчет дорог, Илим у нас был главной дорогой, триста лет мы на его горбу ездили, ничего, выдержал.
Александр промолчал, что скажешь умудренному жизнью человеку. Они еще раз попрощались, и сани заскользили и заскрипели по льду Илима.
Зимой день короткий, за несколько километров до Симахиной солнце скрылось за горизонтом. Но воздух был еще прозрачен, небо темнело не спеша, медленно, как лампочки в театре, разгорались звезды. Луна заигрывала с Илимом, повторяя на небосводе его земной путь.
Александр, сидя в санях под теплым тулупом, ощущал холод. Но он шел не снаружи, а изнутри, из его озябшей от вины души. Получается, что он, Александр Бугров, отличный специалист, работающий на износ, всем сердцем любящий свою сибирскую землю, виноват в бегстве людей из деревни, в человеческих трагедиях. Вспомнилось то роковое собрание: колхозники слушали его, интересовались, спорили, а думали, оказывается, иначе.
А он отмахнулся, решил, что объяснение о невозможности разлучиться – это придумка, хитрость, чтобы остаться на родной земле. А оказалось, истинная, глубинная, святая правда. Он, как представитель власти, должен был со специалистами проверить возможность перевоза домов на Николаевскую заимку или Большую Елань. Тогда такая мысль даже не пришла ему в голову, потому что он работал по утвержденной программе, по распоряжениям всяких главков. То есть работал только по карте, а о том, что должен был работать для людей, что за бумажной картой стоят реальные судьбы, не подумал.