Илимская Атлантида. Собрание сочинений

Зарубин Михаил Константинович

Время шло, но, как я ни старался, ничего с Боровковым-младшим не получалось: ни учебы, ни работы. Пригласил парня для разговора.

– Скажи, Валентин, может, тебе чем-то другим заняться? – спросил я напрямик.

– Может быть, – утвердительно и довольно резко ответил внук моего приятеля.

– Много времени прошло, а водительские курсы до сих пор не окончил. Это же не высшая математика.

– Может, и не высшая, но болезни одолели, – ответил он, нарочито кашлянув.

– Да, здоровье

у тебя неважное, судя по больничным листам. Обследоваться нужно детально. Ты ведь так много проболел.

– Ну что я могу поделать? – вспыхнув здоровым румянцем, ответил Боровков-младший.

– Отправим тебя в военный госпиталь. Не может ведь молодой парень постоянно болеть.

– Никуда я не пойду и нигде проверяться не буду, – вмиг побледнев, отпарировал горе-сотрудник.

– Как же так, Валентин? Я ведь деду твоему обещал. И тебе только добра желаю.

– Не нужно мне ни добра, ни проверок здоровья, вы и так уже проверили мои больничные. Неужели мало доказательств?

– А откуда тебе это известно?

Валентин замялся, глаза у него забегали, однако он сумел справиться с негодованием и ответил спокойно:

– Оттуда и известно, куда письма направляли.

– А кто же тебя информировал? Письма ведь шли не врачу, выписывающему бюллетень?

– Алексей Николаевич, это вас не касается, – непререкаемым тоном возразил Валентин.

– Давай еще посоветуемся с твоим дедом, потолкуем, как нам быть.

– Не надо. Во-первых, он болеет, и на этот раз его сильно прижало. Во-вторых, он решает вопросы, как Василий Иванович Чапаев: шашка наголо, и полетела с коней «белогвардейская сволочь».

– Я не гордый, могу и сам к нему заехать.

– Подъехать можете, но прошу вас – обо мне ни слова.

– Это почему так?

– Так он снова завещание изменит, – уже с искренней эмоцией признался парень.

– Какое завещание?

– Долго рассказывать.

– Да нет, Валентин, ты уж расскажи. Не любопытства ради, а чтобы знать, как правильно вести себя с твоим дедом.

Боровков-младший смотрел в окно и молчал.

– Что ж, неволить не буду.

– Не торопите меня. Думаете, так просто все взять и рассказать?

Голос у внука задрожал, лицо сморщилось в детской плаксивой гримасе. Мне он показался тогда несчастным забитым ребенком, даже в душе шевельнулось чувство жалости. Я участливо и ласково посмотрел на расстроенного собеседника и услышал невероятное признание.

– Когда погибли мои родители, у меня, кроме бабушки, никого не осталось. Дед тоже был, но он жил своей жизнью, с бабушкой он был в разводе и жил в другой семье.

– Все-таки он самый родной тебе человек.

– Как бы не так.

– Поверь, мне не интересны чужие семейные тайны.

Парень как будто обиделся, соскочил со стула и

резко направился к выходу. И уже от двери прокричал:

– Можете сказать ему все, что считаете нужным! Мне надоело быть пай-мальчиком, я устал изображать из себя послушного внука! Все, что я делал и делаю в своей жизни – все по его проклятой указке! Он отправил меня в армию, он захотел сделать из меня классного рабочего, а после этого – инженера-строителя…

– Но что здесь плохого?

– А что хорошего?

– Ты сказал об этом деду?

– Чтобы он лишил меня наследства?

– О каком наследстве ты говоришь?

– О своем. Я – единственный наследник капиталов своего дедушки. Мне должно все достаться, потому что других претендентов нет. Эта старая сволочь держит меня на коротком поводке. Не дай Бог высказаться против него! Он тут же вспоминает о завещании и грозится его сжечь.

– Что в завещании? Яхты и пароходы?

– А вы не усмехайтесь. Там много чего есть. И пароходы, и бизнес-центр, и фабрика по производству пластмасс, и два десятка квартир по всему миру.

– Ты уж не преувеличивай, откуда у твоего деда такие сокровища? Мы вместе работали, а потом он уволился по собственному желанию.

– Вам-то он что угодно скажет. Правды от него не дождетесь. Все, что он делал, – всегда только для себя.

– Ой, Валентин, успокойся, не наговаривай на родного человека.

– Чего мне наговаривать, я и так все знаю.

– Что ты знаешь?

– Знаю, сколько у него золота, валюты и всего остального.

– Не хочу с тобой спорить, могу сказать одно: чего тебе бояться? Ты у деда один, все будет твоим.

– Пока один.

– А кто еще может появиться?

– У деда молодая девица, он влюблен в нее, как двадцатилетний придурок. Если что-то я сделаю не по его воле, он зарегистрирует брак с ней, и тогда мне останутся от мертвого осла уши.

– Что-то не похоже на Валентина.

– Да что вы знаете о моем хваленом дедушке?

Лицо Валентина-младшего раскраснелось, прежде безучастное, оно оживилось, нижняя губа дрожала от возбуждения и обиды. Озлобленно и решительно он выкрикнул:

– Мой дед – гадина! Как только земля таких врунов носит…

– Я бы не стал так говорить о единственном родном человеке.

– Он до смерти довел мою бабушку, из-за него она умерла. Получила инфаркт во время очередного его любовного приключения.

– Семейные трагедии – ваше внутреннее дело, давай лучше поговорим о наших совместных проблемах. Ты собираешься работать?

– Собираюсь, но не у вас. Вы слишком принципиальны. Я буду числиться там, где за деньги возьмут на хранение мою трудовую книжку. Что же касается моей настоящей работы, то она заключается совсем в другом.