Иллюзия греха. Разбитые грёзы
Шрифт:
Кати кивнула.
– Игрушки и куклы. Я сама их шью. Именно для этого я вчера попросила образцы ткани. Из белых кружев выйдут замечательные платья.
Теперь настал мой черед судорожно сглатывать. При упоминании белых платьев у меня начинался нервный тик.
Дальше ехали молча. Катерина указывала дорогу, которая чем дальше, тем больше становилась заросшей и глухой. Складывалось впечатление, будто в лучшем случае здесь проезжают машины раз в день, а недавно прошедший дождь не облегчал попытку пробраться через самые сложные
В какой-то момент я остановилась у показавшейся особенно глубокой лужи и вышла из машины. Загонять авто в грязь, чтобы в ней потом застрять, не хотелось. Поэтому я решила прежде чем набедокурить, лучше проверю глубину.
Обломала ветку у дикорастущей яблони у обочины, и пока очищала ее от листьев, продолжала расспросы Кати.
– Ты сказала, что у тебя была только мать. Но разве такое возможно. Насколько помню правила усыновления, до войны детей отдавали только в полные семьи?
Если девушка действительно дочь Виктории, то ответ я знала заранее. И все же, мне было важно его услышать от экономки.
– Моя мать была важной фигурой в старом обществе. Ей пошли навстречу, – девушка выбралась из машины, оставив коробку на сидении, и подошла ко мне помогать расправляться с веткой. – Что же касается отца… Мне и без него хорошо жилось. Из детства осталось только одно воспоминание, когда под новый год в приют приехали благотворители с подарками, среди них был один мужчина – врач, Деймон Стоун. Он привез лекарства. Тот доктор казался мне таким большим, сильным и высоким… До сих пор помню, как тянула к нему руки и просила, чтобы он и женщина рядом стали моими родителями. А они ответили, что не могут, потому что не любят друг друга, – с губ Кати слетел грустный смешок. – Представляете, я им тогда заявила, мол, что может быть проще. Возьмите и полюбите!
– Ты была ребенком, не понимала многого.
Ветка была почти оборвала, и Кати уже отряхивала руки, когда на ее запястье мелькнул браслет с ярко сверкнувшими красными камнями в закатном солнце. Девушка поймала мой удивленный взгляд и ойкнула.
– Наверное, не стоило надевать его, – смущенно пробормотала она, одергивая рукава ниже. – Просто он такой красивый…
– Это то, о чем я думаю? – я вспомнила вчерашнюю коробку, обитую бархатом.
Кати кивнула.
– Могу вернуть, если хотите.
– Вот еще! – взбрыкнула я и решительно пошла к луже измерять глубину. – Он твой. Носи где и когда хочешь!
Глубина, к счастью, оказалась не катастрофической. Больше пугающей со стороны, чем на самом деле.
Когда лужа осталась далеко позади, Кати нарушила молчание:
– Это ведь подарок от того, кого все называют вашим женихом – Деймона Сакса?
Мои губы невольно скривились, и ее вопрос я оставила без ответа.
– Выходит, в газетах врут, – продолжала расспрашивать девушка, – и никакой свадьбы не будет?
– Не будет, – сквозь зубы прошипела я, выжимая газ чуть сильнее, чем следовало. Покосилась на погрустневшее лицо Кати и, не выдержав, сказала: – Только не говори, что расстроилась.
Да и с чего бы. Ей по идее должно быть плевать на мою личную жизнь.
– Мне казалось, он хороший, – отводя взгляд, пробормотала она.
– Вот именно, тебе казалось.
– Вам виднее. Наверное, все дело в ассоциациях. Он похож на того самого Деймона Стоуна из детства. Имена одинаковые, да и типаж. Разве что, у доктора очков не было.
Я резко резко нажала на тормоз, остановила машину и обернулась к Кати.
– Давай прекратим эту беседу, – мой голос прозвучал хрипло и грубо. – При мне никаких разговоров о Саксе в любом проявление. Ничего не хочу о нем слышать!
Девушка от неожиданности моей реакции вжалась в спинку сидения. Ее и без того большие глаза стали еще огромнее, а в следующий момент она согласно дернула головой.
Меня это удовлетворило.
Дальше, до самого приюта, ехали молча.
К большому и обветшалому зданию мы прибыли затемно. Оно стояло здесь, словно нелепый элемент пейзажа. Буквально посередине поля. Ни забора, ни живой изгороди вокруг. Разве что несколько хозяйственных пристроек и теплиц виднелись в отдалении.
– Здесь живут сироты? – при взгляде на эту унылую картину душу выворачивало наизнанку.
– Да, но все не так плохо, как кажется, – оптимизм в ее голове показался мне напускным. – Дети спят в основном корпусе, там довольно тепло и удобно. Чуть дальше есть небольшой сад с фруктовыми деревьями и огородик, где днем все работают. Так что обычной еды в принципе хватает, и что-то даже остается на продажу в городе. До войны здесь стоял еще и коровник, но в него попала бомба.
Я вздрогнула, а в ушах будто наяву загудел мотор приближающегося самолета перед авиаударом.
– Я считала, что пригороды столицы почти не бомбили, – совладав с собой, произнесла я. – Разве у Макении была авиатехника?
– То, что было у одной стороны, очень быстро появлялось и у другой. Так что лучше уж в коровник, чем в детей.
– Лучше бы вообще в никуда, – пробормотала я, и мы вышли из машины.
Вблизи здание оказалось еще в более ужасном состоянии, чем издали. Многочисленные трещины испещрили стены, образовывая причудливую сетку изломов. Кое-где их замазали, но разве можно бесконечно пытаться склеить то, что разрушено временем.
В нескольких окнах на втором этаже горел свет, а за шторами виднелись силуэты высоких фигур взрослых.
– Штат работников небольшой. Всего трое. Наверное, поэтому они к нам не вышли. Все заняты укладыванием детей спать, – пояснила Кати. – К сожалению, мы припозднились, но это на самом деле не страшно. Так даже лучше. Утром все встанут, а на завтрак будет сладкое.
Она взлетела по ступеням, подошла к дверям и тихонечко постучалась. Трезвонить в видавший виды колокольчик сейчас не хотелось.